Восточный портал [oriental.ru]

Главная
Рейтинг
Форум
Книги
Новости

Тексты
Изображения
Разное



Юань Мэй

Новые [записи] Ци Се (Синь Ци Се),

или

О чем не говорил Конфуций (Цзы бу юй)

[Сборник бицзи, перевод с сокращениями]



Перевод с китайского, предисловие, комментарий и приложения: О. Л. Фишман


Издательство «Наука»
Главная редакция восточной литературы
Серия «Памятники письменности Востока»
Москва 1977




Комментированный перевод и исследование сборника коротких рассказов и заметок в жанре бицзи, принадлежащего перу известного китайского литератора XVIII в. Юань Мэя. Рассказы переведены выборочно, но остальной текст изложен в кратком пересказе, что дает читателю представление о всем составе сборника. Имеются указатели.





ЦЗЮАНЬ ПЕРВАЯ



(1.) МЛАДШИЙ ПОМОЩНИК НАЧАЛЬНИКА ОБЛАСТИ ЛИ

Ли из Гуанси, младший помощник начальника области, был очень богат; у него было семь наложниц, а сокровищ — горы несметные. Когда ему исполнилось двадцать семь лет, он заболел и умер. У Ли был старый слуга, искренне ему преданный; он горько оплакивал безвременную кончину своего хозяина. Когда этот слуга вместе с семью наложницами совершал моление, [во дворе] вдруг появился даос1 с корзинкой для шелковичных червей в руках и попросил подаяния. Слуга прикрикнул на него:

— Моего господина постигла безвременная кончина, недосуг мне милостыню раздавать!

— Тебе хочется, чтобы твой хозяин вернулся к жизни? Ну, так я знаю способ, как приказать его душе возвратиться,— улыбнулся даос.

Потрясенный слуга поспешил сообщить об этом наложницам хозяина; те в изумлении вышли, чтобы поклониться даосу, но его уже не было.

Старый слуга горько каялся в том, что оскорбил бессмертного, прогнав его, а наложницы наперебой его упрекали.

Некоторое время спустя слуга проходил мимо рынка, и по дороге ему повстречался тот самый даос. Слуга испугался и обрадовался, схватил даоса за руку и стал умолять его о прощении.

— Не я помешал твоему господину вернуться к жизни,— сказал даос.— По правилам Царства мертвых, для того чтобы покойный вернулся к жизни, необходимо найти ему замену2; вряд ли в вашем доме найдется человек, который заменил бы покойного. Поэтому я и ушел тогда от вас.

— Позвольте мне вернуться домой, чтобы посоветоваться,— сказал слуга.

Он привел даоса с собой и передал его слова наложницам хозяина. Сначала, услыхав о приходе даоса, женщины очень

[109]





обрадовались, но, узнав, что надо найти замену покойнику, пришли в смятение. Каждая посматривала на других, но никто не произносил ни слова.

— Все госпожи еще молоды,— твердо сказал старый слуга,— их жалко, старому же вашему рабу осталось немного жить, чего меня жалеть!

Он вышел к даосу и спросил его, может ли старый раб заменить своего господина.

— Если ты способен не пожалеть о своем решении, то можешь,— сказал даос.

— Способен,— ответил слуга.

— За твою преданность разрешаю тебе пойти проститься с близкими и друзьями, а я пока приготовлю необходимое средство. Через три дня оно будет готово, через семь дней мы его применим.

Слуга отвел даоса к наложницам, оказавшим тому все знаки почтения, а сам, проливая слезы, отправился в дома, где жили его родные и друзья, проститься с ними. Некоторые насмехались над ним, некоторые отнеслись с уважением, одни жалели его, другие, не поверив ему, издевались.

Проходя мимо храма Шэн-ди3, слуга зашел туда, отбил поклоны и вознес молитву: «Для того чтобы раб мог заменить умершего хозяина, молю Шэн-ди помочь даосу вернуть душу покойного». Не успел он это сказать, как перед ним предстал босоногий буддийский монах и стал кричать на него:

— Ты весь опутан чарами, будет большая беда. Я тебя спасу, но ты, смотри, никому не рассказывай,— и дал слуге бумажный сверток, прибавив: — Понадобится, посмотришь, что внутри.

Сказал и исчез, а старый слуга пошел домой, украдкой заглянул в сверток, а там — пять когтей, связанных веревочкой в один пучок. Он положил сверток за пазуху.

Наступил назначенный даосом срок. Даос приказал перенести постель слуги так, чтобы она стояла напротив гроба хозяина, запер двери на железный засов, просверлил в двери отверстие, чтобы передавать еду и питье, и с помощью наложниц соорудил алтарь для чтения заклинаний. Этим и ограничился. Слуга почувствовал недоверие к даосу и очень волновался. Вдруг под его лежанкой послышался свист ветра, из-под земли вылезли два черных человека с зелеными зрачками и глубоко сидящими глазами; все тело у них было покрыто короткой шерстью длиной в одно-два чи, головы большущие, как колеса у телеги. Сверкающими глазами смотре-

[110]





ли они на слугу, смотрели и шли; обошли вокруг гроба и стали прогрызать в гробу щель; щель раскрылась, и послышался кашель — точь-в-точь хозяина. Бесы открыли переднюю часть гроба, стали растирать руками покойнику живот; покойник начал издавать звуки. Слуга смотрит — облик хозяина, а голос даоса.

Переменившись в лице, слуга воскликнул:

— Разве это не подтверждение слов Шэн-ди? — и поспешно выхватил лежавший у него за пазухой сверток, оттуда вылетели пять когтей и превратились в золотого дракона длиною в несколько чжанов. Дракон схватил слугу, поднял его в воздух и привязал веревкой к стропилам. У слуги в глазах потемнело. Придя немного в себя, он устремил взгляд вниз и увидел, что те двое бесов, поддерживая хозяина, перевели его из гроба на постель слуги, и он лежал там, как мертвый.

— Способ не увенчался успехом,— с тяжелым вздохом произнес хозяин.

Оба беса в ярости стали обыскивать комнату, но не могли найти слуги. Хозяин страшно рассердился и начал рвать в клочки одеяло и постель слуги. В это время один из бесов поднял голову и увидел слугу, привязанного к стропилам. В дикой радости бесы и хозяин стали подпрыгивать, но не могли достать до него. Внезапно раздался удар грома, и слуга упал на пол. Смотрит: гроб закрыт, как прежде, и бесов не видно.

Услышав раскат грома, наложницы отперли двери, чтобы посмотреть, что случилось. Слуга рассказал им то, что "видел, и все поспешили на поиски даоса. А тот лежал убитый молнией, и на трупе его большими желтыми знаками было написано: «Стремившийся к богатству сластолюбец колдовским способом изменил свой вид, Небо покарало его по закону».



(2.) СТУДЕНТ ЦАЙ

В Ханчжоу за воротами Бэйгуань был дом, где водилась нечисть. Люди не решались селиться в нем и заперли его на замки и крепкие засовы. Один студент по фамилии Цай решил купить этот дом. Ему говорили, что от этого до!бра не будет, но он не слушал и сделал по-своему. Семья его не хотела входить в дом, тогда он один отправился туда, отпер Двери, зажег в одной комнате светильник и уселся. В середине ночи к Цаю приблизилась женщина, горло которой было пе-

[111]





ревязано красным платком1. Низко поклонившись студенту, она закинула веревку на балку, вытянула шею и стала лезть наверх. Цай не испугался, тогда женщина стала манить его к себе. Цай схватил ее за ногу [и стащил вниз].

— Господин совершает ошибку,— сказала женщина. — Ошибку совершаешь ты,— засмеялся Цай.— Как раз сегодня я не ошибаюсь.

Бесовка громко заплакала, распростерлась перед Цаем, отбивая земные поклоны, и вдруг исчезла.

С этих пор нечисть перестала появляться в том доме.

Цай продвинулся по службе, говорят, он даже стал губернатором.



(3.) УЧЕНЫЙ ИЗ НАНЬЧАНА

В уезде Наньчан, что в провинции Цзянси, двое ученых занимались в храме Бэйланьсы, один был пожилой, другой — молодой, они были очень дружны между собою. Старший, вернувшись домой, скоропостижно скончался; младший ничего об этом не знал и продолжал заниматься в храме, как прежде. Однажды, когда наступил вечер, он уснул и увидел, как старший его друг открыл дверь и вошел, сел на лежанку, потрепал его по спине и сказал:

— Не прошло и десяти дней, как мы расстались, и я скоропостижно скончался, теперь я — дух, но дружеские чувства не иссякают сами собой, и я пришел специально для того, чтобы проститься с вами.

От удивления и испуга младший не мог произнести ни слова.

Покойный начал успокаивать его:

— Если бы я хотел причинить вам вред, разве решился бы так прямо объявиться! Вам нечего бояться. Я пришел сюда для того, чтобы поручить вам дела, оставшиеся после моей смерти.

Немного овладев собой, младший спросил, что он хочет ему поручить.

— У меня есть старуха мать,— ответил тот,— ей за семьдесят, а жене моей еще и тридцати нет, несколько ху риса им хватит, чтобы прокормиться. Надеюсь, вы им поможете. Это первое. У меня осталась неизданная рукопись, надеюсь, что вы ее опубликуете, чтобы мое ничтожное имя не совсем исчезло. Это второе. Я задолжал несколько тысяч монет продавцу кистей и не успел возвратить долг. Надеюсь, что вы вернете его за меня. Это третье.

[112]





Младший почтительно обещал все сделать. Тогда покойник поднялся и сказал:

— Раз вы взяли все это на себя, я могу удалиться.

Он хотел уйти, но младший, сознавая, что слова покойного выражают человеческие чувства и вид у него такой же, как при жизни, постепенно перестал его бояться и со слезами стал упрашивать задержаться немного:

— Мы расстаемся с вами навсегда, почему же вам не повременить немножко, зачем так спешить с уходом?

Покойник тоже заплакал и снова присел на лежанку. Они стали беседовать о житейских делах, но затем покойник поднялся и сказал:

— Я ухожу.

Однако он стоял на месте и не двигался, пристально глядя на молодого ученого. Постепенно лицо его приняло такой ужасающий вид, что тот в испуге стал торопить его с уходом:

— Вы ведь уже все сказали, теперь можете идти.

Но покойник не уходил. Младший ударил по лежанке и громко закричал, но тот не уходил и упорно стоял, как прежде.

Тогда младший в ужасе вскочил и бросился бежать, покойник погнался за ним. Младший побежал быстрее, покойник тоже побежал быстрее. Пробежав несколько ли, младший перелез через стенку и упал на землю. Покойник не мог перелезть через стенку. Тогда он свесил голову и стал плевать в младшего, так что тот был весь в слюне.

Когда рассвело, прохожие напоили молодого ученого отваром имбиря, и он пришел в себя.

В это время семья покойного стала искать его труп, не зная, что с ним случилось. Они на носилках принесли его домой и положили в гроб.

Узнавшие об этой истории говорили: - Хунь1 в человеке добрая, а по2 — злая; хунь — мудрая, а по — глупая. Когда он только пришел, духовное начало з нем еще не погибло, но вскоре по начало вытеснять хунь. Когда он исчерпал свои сокровенные заботы, хунь испарилась, а по — сгустилась. Пока в нем была хунь, он был тем самым человеком, что прежде; с уходом же хунь уже не был тем человеком. Трупы, что свободно двигаются, ходят, а также бродячие тени — все это создания по, обуздать же по может только человек, которому открыт Путь Истины -дао3.

[113]







(4.) ЦЗЭН СЮЙ-ЧЖОУ

В годы правления под девизом Кан-си* жил некий Цзэн Сюй-чжоу. Говорили, что родом он из уезда Жунчан, что в провинции Сычуань; бродя в краях между У и Чу, он вел себя, как юродивый. О нем велись всякие удивительные разговоры. Куда бы он ни пришел, старые и малые, мужчины и женщины сбегались отовсюду и окружали его.

Сюй-чжоу то шутил, то бранился, неожиданно раскрывал секреты людей. Он то вдруг ласково говорит с человеком, а тот уходит, громко рыдая, то прибьет и обругает кого-то, а тот уходит радостный. Причем знали, в чем тут дело, лишь те, кто к нему обращался, окружающие же ничего не понимали.

Господин Ван Цзы-цзянь из Ханчжоу был уездным начальником в уезде Луси. Когда он вышел в отставку, кто-то сказал ему, что могила его деда расположена в неблагоприятном месте. Цзы-цзянь хотел перенести могилу, но не успел сделать этого, как услыхал, что появился Цзэн Сюй-чжоу. Цзы-цзянь пошел спросить его; Сюй-чжоу стоял на высоком холме, опершись на дубинку, его окружала толпа народа; Цзы-цзянь не мог пробиться вперед, но Сюй-чжоу издали заметил его и начал размахивать дубинкой.

— Не лезь сюда, не лезь,— сердито закричал он.— Ты собираешься вырыть труп и осквернить кости. Не смей, не смей!

Цзы-цзянь в испуге ушел. Впоследствии сын его — Вэн-сюань1 — дослужился до должности цензора.



(5.) ЦЗЮЙ ЖЭНЬ1 ЧЖУН

Мой однокашник Шао Ю-фан в детстве был учеником некоего цзюйжэня Чжуна, который был родом из Чаншу. По характеру своему господин Чжун был человеком прямодушным, не допускал пустой болтовни и смешков; обычно он ложился и вставал одновременно с Ю-фаном, и вот как-то раз он проснулся в середине ночи и, заплакав, сказал:

— Я умру.

Ю-фан стал спрашивать его, что случилось, и Чжун ответил:

— Я увидел во сне двух рабов, которые поднялись из-под земли, подошли к моей лежанке и повели меня с собой.

* 1662—1722 гг.

[114]





Мы шли по необъятно широким желтым пескам и белым травам, не встречая ни души. Так прошли мы несколько ли, пока не подошли к какому-то казенному зданию; там сидел, обратясь на юг, какой-то дух в головном уборе из тонкой черной ткани.

Рабы подхватили меня под руки и заставили склонить перед ним колени.

— Знаешь, в чем обвиняешься? —спросил меня дух.

— Не знаю,— ответил я.

— Попробуй вспомнить.

Я долго думал и наконец сказал:

— Знаю. Я был непочтителен к старшим: мои родители умерли и ^пролежали в гробу более двадцати лет, я не мог выбрать счастливого места для захоронения и заслуживаю тысячи смертей.

— Это мелкая вина,— сказал дух.

— В юности я развратничал со служанкой, а также заигрывал с певичками.

— Это мелкая вина,— сказал дух.

— Я иногда говорил чего не следует, любил подсмеиваться над чужими экзаменационными сочинениями.

— Это еще меньшая вина,—-сказал дух.

— Если так, то другой вины за мной нет. Взглянув на слуг, дух сказал:

— Пусть он увидит свое отражение.

Тотчас принесли большой таз с водой, я омыл лицо и вдруг словно прозрел. Я понял, что в прежнем своем рождении был человеком по фамилии Ян, имя мое было Чан. Когда-то вместе со своим другом я торговал в Хунани. Позарившись на его добро, я столкнул его в реку, и он утонул. Невольно задрожав, я упал ниц перед духом и сказал:

— Знаю свою вину.

— Ты все еще не прошел превращений2! — свирепо крикнул дух и стукнул рукой по столу. Ударил гром, небо обрушилось, земля раскололась, городские стены и здания, духи и бесы — все исчезло. Виден был только разлив вод без конца и края, и лишь я один в этом необъятном водном пространстве. Я плыл на зеленом листке. Не успел я подумать: «Листик легкий, а я тяжелый, почему же я не падаю с него?» — как увидел, что я превратился в личинку мухи: мои уши, глаза, рот, нос — все было меньше горчичного зернышка. Невольно я громко зарыдал и проснулся. Раз мне такое приснилось, могу ли я долго оставаться в живых?

Чтобы успокоить его, Шао Ю-фан сказал:

[115]





— Не горюйте, учитель, сны — вещь недостоверная. Господин Чжун велел срочно приготовить все для похорон. Через три дня он скончался от неукротимой кровавой рвоты.



(6.) УПРЯМЕЦ С ГОРЫ НАНЬШАНЬ

Некий сюцай1 Чэнь из Хайчана как-то уснул во время молитвы в храме Су-миня и ему приснилось, что Су-минь2 открыл главные двери и пригласил его войти. Сюцай в нерешительности топтался на месте, но Су-минь сказал ему:

— В минувшие дни ты был моим последователем, и по правилам тебе положено входить в главные двери.

Куда ему сесть, сюцай не знал, поэтому он пропустил вперед духа-покровителя3 уезда Танси, затем вошел еще какой-то дух в высокой шапке, но Су-минь приказал Чэню отбросить церемонии:

— Ты был моим последователем, и тебе положено сидеть на почетном месте.

Изумленный сюцай уселся. Су-минь и дух-покровитель Танси начали между собой тихий разговор, всего Чэнь разобрать не мог, но несколько фраз расслышал: «Умрет в Гуан-си, выдвинется в Танси, упрямец с горы Наньшань прожил десять тысяч лет».

Дух-покровитель Танси сказал, что ему надо уходить, и Су-минь велел Чэню проводить его до дверей.

— Вы кое-что расслышали из моего разговора с достопочтенным Юем4? — спросил дух.

— Только несколько таких-то фраз,— ответил Чэнь.

— Настанет день, когда они сбудутся,— сказал дух. Вернувшись, Чэнь увидел Су-миня, и тот сказал ему то же самое.

В испуге Чэнь проснулся. Он рассказал людям свой сон, но никто не мог понять, в чем тут дело.

Семья Чэня была бедная. Был у него двоюродный брат по фамилии Ли, которого назначили младшим помощником начальника одной области в Гуанси. Он хотел, чтобы Чэнь поехал с ним, но Чэнь не соглашался.

— Приснившийся мне дух сказал, что я умру в Гуанси. Если поеду с тобой, боюсь, будет беда,— сказал он.

— Вы ослышались,— возразил двоюродный брат.—Дух сказал: «начнет в Гуанси», а не «умрет в Гуанси». Если умрете в Гуанси, как же сможете выдвинуться в Танси?

Чэнь согласился с его доводами, и они поехали в Гуанси.

[116]





Двери, ведущие в западную часть помещения, отведенного младшему помощнику начальника области, были заперты, и никто не решался туда войти. Чэнь отпер двери, внутри оказался садик, беседка, цветы, камни. Чэнь приказал перенести туда его лежанку. Месяц с лишним все было в порядке, но в восьмую луну, в праздник Середины осени5, он напился и запел в саду:


Луна светла, как вода,
осветила башню —

и вдруг услышал, как в воздухе кто-то захлопал в ладоши, засмеялся и пропел:


Луна светла, как вода,
затопила башню,

заменив таким скверным образом слово «осветила». Чэнь очень испугался, поднял голову и увидел старика в шляпе, сплетенной из лиан, в одежде из рогожи. Старик сидел на ветви платана. Весь дрожа от страха, Чэнь побежал к себе, чтобы лечь, но старик спрыгнул на землю и, удерживая Чэня, сказал:

— Не бойся, на свете водятся и утонченные бесы вроде меня.

Чэнь спросил, что он за дух. Старик ответил:

— Не скажу. Давай побеседуем о стихах.

Чэнь, заметив, что прическа и усы у старика такие, каких никто сейчас не носит, постепенно стал понимать, [с кем имеет дело]. Вошли в помещение; стали состязаться в сочинении стихов. Иероглифы, которые писал старик, все были в форме головастикового письма6, Чэнь не мог как следует разобраться в них.

На его вопрос старик ответил:

— Я с детства привык так писать, а теперь, если бы мне и захотелось перейти на почерк кайшу7, рука привыкла [к старому письму] и не послушается меня.

Детские годы, о которых упомянул старик, приходились на время еще до Нюй-ва8.

С этих пор старик стал приходить каждую ночь, как свой человек.

Домашние младшего помощника начальника области Ли

[117]





часто видели, как Чэнь, держа в руках чашку с вином, пьет будто вместе с кем-то, находящимся в воздухе. Рассказали об этом Ли; тот тоже заметил, что Чэнь в каком-то странном состоянии, и упрекнул его:

— Вас опутали колдовскими чарами, боюсь, как бы не сбылись слова о смерти в Гуанси.

Вняв совету Ли, Чэнь решил вернуться домой, чтобы избавиться от старика. Но когда он поднялся на джонку, оказалось, что старик уже там. Другие люди его не видели. Путь лежал мимо Цзянси, и старик сказал:

— Завтра попадем в пределы Чжэцзяна, здесь наша с вами связь оборвется. Не могу не признаться вам, что я совершенствую свое дао уже десять тысяч лет, но бессмертия еще не достиг. Прошу вас вырезать из сандалового дерева в. три тысячи цзиней фигуру женщины, в противном случае мне придется воспользоваться вашим сердцем и легкими.

Испугавшись, Чэнь спросил старика, как он совершенствует свое дао.

— Рублю топором телегу,— ответил старик.

Чэнь сообразил, что знаки «рубить топором» и «телега» составляют вместе9 слово «казнить» и еще больше перепугался.

— Подождите, пока я вернусь домой и посоветуюсь кое с кем,— сказал он.

Прибыли в Хайчан. Чэнь рассказал обо всем своим родным и друзьям.

— Уж не этот ли оборотень упрямец с горы Наньшань, о котором говорил Су-минь? — решили они.

На следующий день, когда пришел старик, Чэнь спросил его:

— Не на горе ли Наньшань находится ваш дом? Старик изменился в лице и злобно воскликнул:

— Ты не мог этого сам узнать, наверняка какой-то негодяй тебя научил!

Чэнь рассказал об этом своим друзьям, и те решили: раз так, надо его стащить в храм Су-миня!

Чзнь так и сделал, но, когда дошли до храма, старик переменился в лице и повернул назад. Чэнь схватил его обеими руками и насильно втащил в храм. Старик издал протяжный свист и взмыл в небо.

С тех пор оборотень больше не показывался.

Впоследствии Чэнь указал местом своего рождения Танси11, в конце концов он получил степень цзиньши11, на экзаменах в столице ему присвоили звание чжуанъюаня12.

[118]







(7.) НАЧАЛЬНИК УЕЗДА ФЭНДУ

В народе говорили, что уезд Фэнду в Сычуани — пограничное место для людей и бесов1. В уезде есть колодец, куда каждый год бросали сжигаемые связки бумажных денег стоимостью три тысячи золотом; это называлось вносить денежный налог Царству мертвых. Те, кто скупился, обязательно заболевали во время эпидемий.

Когда установилась нынешняя династия2, [в Фзнду] приехал Лю Ган, назначенный на должность начальника уезда. Услыхав [о местном обычае], он запретил его. К нему пришла .целая толпа возмущенных людей, но Лю Ган твердо стоял на своем.

— Если сумеете разъяснить это духам и бесам, тогда можно,— говорили ему люди.

— А где же духи и бесы? —спросил Лю Ган.

— Духи и бесы обитают на дне колодца, к ним никто не решается спуститься,— ответили ему люди.

— Для того чтобы сохранить жизнь народу, не жалко и погибнуть. Я должен сам спуститься туда,— решительно заявил Лю Ган.

Он приказал своим слугам принести длинную веревку, обвязать его и спустить в колодец. Все пытались удержать его, но он [никого] не слушал.

Секретарь его, Ли Шэнь, был человеком выдающейся храбрости.

— Я хотел бы сам взглянуть на духов и бесов и понять, что они собой представляют,—сказал он начальнику,— позвольте мне спуститься с вами.

Лю Ган не соглашался, но Ли Шэнь настаивал на своем, и его тоже обвязали веревкой и спустили в колодец. Когда они опустились на глубину более пяти чжанов, стало гораздо светлее, все блестело, как при свете дня. Открывшиеся их взору городские стены и здания точь-в-точь походили на те, что в мире живых; жители же были маленького роста и при солнечном свете не отбрасывали тени; ходили они по воздуху и сами говорили, что те, кто находятся здесь, не знают, что существует земля. Увидев начальника уезда, они низко поклонились ему и спросили:

— Зачем изволил пожаловать Солнечный чиновник3?

— Я прошу освободить народ, живущий под солнцем, от денежного налога Царству мертвых,— ответил Лю Ган.

Тут духи зашумели и позвали какого-то мудреца. Приложив ко лбу руки4, тот сказал Лю Гану:

[119]





— Об этом деле надо посоветоваться с Бао Яньло5.

— А где господин Бао? — спросил Лю Ган.

— Во дворце.

И Лю Гана повели во дворец. Это было величественное здание, где восседал некто в головном уборе, украшенном жемчужными нитями; лет ему было за семьдесят, держался он с величавым достоинством.

— Прибыл начальник некоего уезда! — закричали духи. Господин Бао спустился по ступенькам навстречу Лю Гану, приветствовал его и усадил на почетное место.

— Пути Света и Тьмы различны,—сказал он.— Зачем вы пожаловали?

Лю Ган поднялся, сложил для приветствия руки и ответил:

— В уезде Фэнду много лет подряд засуха, силы народа истощены, он не в состоянии вносить даже установленные двором императора государственные налоги. Как же может он платить денежный налог Царству мертвых, да еще выплачивать арендную плату? Рискуя жизнью, я, начальник уезда, пришел просить сохранить жизнь народу.

Бао улыбнулся:

— В мире есть подлые буддийские монахи и негодные даосы, которые, ссылаясь на духов, заставляют людей поститься, совершать моления с возлияниями и так разоряют людей, что не уступят целому сонму бесов и духов. У живых и мертвых пути различны, одни не могут понять других. Разорвите путы клеветы [на нас], объявите открыто, кто причиняет ущерб народу. Даже если бы вы и не пришли сюда, никто не посмел бы пойти вам наперекор, а тем более теперь, когда вы проявили такое человеколюбие и смелость.

Он еще не договорил, как вдруг с неба спустилось красное сияние. Бао поднялся и сказал:

— Прибыл Великий государь, ниспровергающий бесов6, скройтесь на время.

Лю Ган попятился в соседнее помещение.

Вскоре спустился Гуань, в зеленом халате, с длинной бородой. Он и Бао обменялись приветствиями, приличествующими гостю и хозяину, и начали долгий разговор, который не был слышен [Лю Гану].

— У вас тут пахнет духом живого человека, как это случилось? —спросил вдруг Гуань. Бао объяснил ему.

— Если так,— сказал Гуань,— то это мудрый начальник уезда. Я хочу поглядеть на него.

Лю Ган и его секретарь Ли, испуганные, вышли и низко

[120]





поклонились. Гуань удостоил их приглашения сесть, вид при этом у него был очень ласковый, и он подробно расспрашивал о современных событиях, только не говорил о путях живых и мертвых. И вдруг Ли по простоте душевной спросил:

— А где князь Юань-дэ 7?

Гуань не ответил, вид у него стал очень недовольный, даже волосы от ярости поднялись под шапкой дыбом; он попрощался и ушел.

Очень встревоженный Бао сказал Ли:

— Ты непременно будешь убит ударом грома, и я не смогу спасти тебя. Как можно было такое спрашивать! Да еще при людях. Назвал его государя по прозвищу!

Лю Ган стал просить Бао сжалиться над Ли. Бао ответил:

— Я могу только быстрее умертвить его, чтобы молния не сожгла труп.— Он вынул из шкатулки яшмовую печать размером более квадратного чи и на спине халата Ли поставил оттиск печати. Лю Ган и Ли отбили прощальные поклоны, тогда их вытащили [из колодца]. Только они оказались у южных ворот Фэнду, как Ли хватил удар, и он умер. Немного погодя ударил гром, сверкнувшая молния обежала вокруг трупа, вся одежда Ли сгорела дотла, только то место на спине, где стояла печать, уцелело.



(8.) МЕСТЬ ЧЕРЕПА

У Сунь Цзюнь-шу из Чаншу был подлый характер; он любил оскорблять духов и поносить бесов. Как-то раз, гуляя с другими людьми в горах, он почувствовал потребность сходить по большой нужде. Смеха ради присел на заброшенной могиле прямо над черепом, так что черепу пришлось наглотаться извергнутого им.

— Ешь, разве не вкусно,— приговаривал Цзюнь-шу, на что череп, широко раздвинув челюсти, ответил:

— Вкусно.

Охваченный ужасом Цзюнь-шу бросился бежать, череп — за ним, катясь по земле, как колесо. Цзюнь-шу добежал до моста, череп не мог туда подняться; поднявшись на мост, Цзюнь-шу оглянулся и увидел, что череп покатился на свое прежнее ьгесто. Цзюнь-шу вернулся домой бледный, как мертвец, и сразу же заболел. Он все время глотал свои испражнения, крича сам себе:

— Ешь, разве не вкусно?

[121]





Поев, он извергал съеденное, а извергнутое ел снова. Через три дня он умер.



(9.) ЧЕРЕП ДУЕТ

Минь Мао-цзя из Ханчжоу любил играть в шашки. Его учитель, некий Сунь, часто с ним играл. В шестую луну пятого года правления под девизом Юн-чжза* стояла сильная жара. Минь пригласил к себе Суня и еще четырех приятелей и по очереди играл с ними. Закончив партию, Сунь сказал:

— Я устал, пойду немного посплю в восточном флигеле. А вернусь — и наверняка выиграю.

Прошло немного времени, и из восточного флигеля послышались крики. Минь и четверо его приятелей бросились туда — узнать, в чем дело. Смотрят — а Сунь лежит на полу и по его подбородку течет слюна. Они напоили его имбирным отваром, и Сунь пришел в себя. Тогда они стали спрашивать, что с ним случилось.

— Я прилег на лежанку вздремнуть,— сказал Сунь,— и вдруг почувствовал, что у меня замерз кусочек спины, величиной с грецкий орех. Постепенно место, где ощущался холод, стало длиной со стебель травы, вскоре оно доросло уже до половины циновки, холод пронзил меня до самого сердца, но я не понимал, отчего это. И вот под лежанкой я услышал какое-то недовольное бормотание, нагнулся, чтобы посмотреть, а там череп, широко раздвинув челюсти, дует на меня через циновку. От испуга я свалился с лежанки, а череп стал бодать меня. Только услышав ваши шаги, он исчез.

Приятели Миня предложили раскопать пол, но его домашние, боясь навлечь несчастье, не решились на это и просто заперли накрепко восточный флигель.



(10.) ГЕНЕРАЛ ЧЖАО ПРОНЗАЕТ ТОЛСТОКОЖЕЕ ЧУДИЩЕ

После того как генерал Чжао Лян-дун1 подавил мятеж «трех дальних»2, путь его лежал мимо Чэнду в Сычуани; здесь его принял начальник провинции и хотел поселить в доме местного жителя, но, увидев, что там тесно, генерал решил заночевать в резиденции судьи, находящейся к западу от города.

*1727 г.

[122]





— Говорят, что резиденция заперта уже более ста лет,— сказал начальник провинции,— там водится много нечисти; не смею предоставить ее для вас.

— Во время усмирения мятежников я убивал людей без счета. Если бесы не лишены рассудка, им следует меня бояться,— засмеялся генерал Чжао.

Он послал слуг прибрать помещение, разместил сопровождавших его членов семьи во внутренних покоях, а сам расположился в одиночестве в главном зале и улегся спать, подложив вместо подушки длинный трезубец, которым пользовался в бою.

Наступила вторая стража3; крючки на пологе забренчали, и какое-то высокое существо в белой одежде, с большим отвисшим животом возникло перед постелью. Пламя свечей стало голубоватым и холодным. Генерал поднялся и крикнул свирепым голосом; чудище отступило на три шага, и пламя свечей снова стало ярким. Генерал увидел, что голова и лицо [чудища] очень похожи на распространенное в народе изображение Фансян шэня4. Он схватил свой трезубец и метнул в [чудище], тот спрятался на балке крыши, генерал снова метнул трезубец, но чудище бросилось бежать. Генерал преследовал его до боковой дороги, где тот исчез.

Возвращаясь домой, генерал почувствовал, что кто-то идет следом за ним, обернулся и увидел, что это то самое чудище, ухмыляясь, идет за ним по пятам.

Генерал пришел в ярость и закричал:

— Да есть ли еще на свете такое толстокожее чудище?! Тут проснулись слуги и, схватив оружие, выбежали из

дома. Чудище снова отступило, и побежало по боковой дорожке в пустое помещение. Видно было, как взлетает песок и поднимается пыль, слышался треск, словно сюда собралась целая толпа таких же чудищ.

Добежав до центрального зала, чудище встало там, выпрямившись, и заняло самую выгодную позицию.

Генерал Чжао совсем рассвирепел и вонзил трезубец прямо в пупок чудища. Раздался треск, словно лопнул пузырь, и чудище исчезло; остались только два золотых глаза на стене, величиной с бронзовые тазы, от которых шло сияние, ослеплявшее людей.

Слуги бросились на них с мечами, но глаза превратились в горящие звезды, заполнившие все помещение. Сначала звезды были большими, потом уменьшились, пока совсем не исчезли.

На востоке уже стало светло, наступил день, и генерал

[123]





Чжао верхом на коне отправился рассказать чиновникам города о том, что видел. Все удивлялись, но что это было за чудище, так и не удалось узнать.



(11.) ЛИС-СТУДЕНТ СОВЕТУЕТ ЧЕЛОВЕКУ СТАТЬ БЕССМЕРТНЫМ

Сын генерала Чжао, господин Сян-минь1, был генерал-губернатором Баодина. Как-то ночью он сидел и читал в западной башне. Двери были заперты, как вдруг кто-то тонюсенький пролез в оконную щель; дойдя до середины комнаты, начал тереть руками голову, потом руки и ноги и постепенно стал плотнее и круглее; на существе этом была головная повязка, красные туфли; сложив руки для приветствия, оно сказало:

— Я бессмертный лис-студент, живу здесь уже сто лет, меня удостаивали своим посещением многие известные люди, а теперь вот вы вдруг решили устроиться здесь для занятий. Я не смею оказать сопротивление чиновнику императора, поэтому и пришел просить указаний. Если вы обязательно хотите здесь заниматься, я должен буду переселиться, на это мне нужно три дня; если же вы проявите жалость и позволите мне по-прежнему жить здесь, то я попрошу вас запереть за собой двери, как это всегда делается.

Удивленный Чжао сказал с улыбкой:

— Ведь ты лис, как же можешь быть студентом?

— Все лисы,— услышал он в ответ,— удостаиваются права сдавать ежегодные экзамены матушке Тайшань2; те, кто овладел литературным стилем, становятся студентами, а недоучки остаются дикими лисами. Студенты могут достичь бессмертия, недоучки же не могут. Вы — знатный человек, и очень жалко, что не научились, как достичь бессмертия. Нам трудно этому научиться. Сначала мы учимся [принимать] человеческий облик, потом изучаем язык людей. Те, кто учится языку людей, сначала учат язык птиц; учащиеся языку птиц обязательно должны выучить язык всех птиц внутри всех девяти областей в пределах четырех морей3. Когда они овладеют этим, то могут понимать язык людей и обрести человеческий облик. На это уходит пятьсот лет. Людям легче научиться тому, как стать бессмертными, на это нужно пятьсот лет тяжкого труда, но знатным людям, а также литераторам, если они начнут учиться, как стать бессмертными, труда потребуется на триста лет меньше. Вы могли бы этому научиться; это — непреложная истина.

[124]





Господину Чжао понравились рассуждения лиса, и на следующий день он запер западную башню, уступив ее лису.

Обе эти истории4 я узнал от начальника Чэньюани, чье посмертное имя было Чжао Чжи-юань5, он был внуком генерала [Чжао Лян-дуна]. И еще он добавил:

— Мой отец потом жалел, что не спросил, какие же экзаменационные темы давала лисам матушка Тайшань.



(12.) НА ДУХА УМЕРШЕГО НАДЕВАЮТ КАНГУ1

Некий Ли из Хуайани жил со своей женой в полном душевном согласии, когда же ему перевалило за тридцать лет, он заболел и умер. Его положили в гроб, но жена не могла вынести мысли, что гроб заколотят, с утра до вечера лила слезы и все время открывала гроб, чтобы посмотреть на мужа.

В народе с древности рассказывают, что через семь дней после смерти человека является его дух. Даже самые близкие родственники Ли ушли из дома, только жена его не соглашалась уйти. Оставив сына и дочь в другой комнате, она сидела одна за пологом постели и ждала появления духа.

Когда пробили вторую стражу, налетел порыв холодного ветра, пламя светильника стало зеленоватым, и женщина увидела беса с красными волосами и круглыми глазами. Ростом он был более чжана, в руках у него была железная острога; с помощью веревки он втащил мужа женщины через окно в комнату. Но тут, заметив стоявшие перед гробом жертвенные закуски и вино, он положил острогу, бросил веревку, уселся и целыми пригоршнями стал отправлять еду в рот, запивая большими глотками вина; при каждом глотке в животе его слышался шум. Дух мужа ходил, притрагиваясь к старым, хорошо знакомым вещам, и печально вздыхал. Подойдя к постели, он приподнял полог. Жена, плача, обняла его, но почувствовала такой холод, словно ее обволокло ледяное облако. Красноволосый бес попытался оттащить мужа от жены, тогда она закричала так, что прибежали ее дети. Красноволосый бросился бежать, а жена и дети покойного положили его в гроб, и труп начал дышать. Тогда они перенесли его на постель, напоили рисовым отваром, и, когда наступил рассвет, он ожил. Железная острога, оставленная красноволосым бесом, оказалась бумажной.

Ли и его жена снова зажили вместе и прожили еще двадцать лет.

Когда жене Ли исполнилось шестьдесят лет, она моли-

[125]





лась в храме духа-покровителя города и, словно во сне, увидела двух стрелков из лука, которые тащили преступника с кангой на шее. Приглядевшись, она узнала в нем красноволосого беса.

— Из-за моего обжорства тебе удалось засадить меня на двадцать лет в кангу,— крикнул он ей со злостью.— Ну уж теперь, когда мы встретились, я не отпущу тебя!

Придя домой, женщина умерла.



(13.) ЧЖАН ШИ-ГУИ

Командующий Чжан Ши-гуй из Аньчжоу, что в провинции Чжили, находя, что помещение в присутственном месте слишком тесное, купил дом к востоку от города. В народе говорили, что там водится нечисть. Чжан был человеком упрямым и во что бы то ни стало хотел там поселиться. Семью свою он тоже перевез туда.

Каждую ночь в главном зале слышались удары барабана, и домашние Чжан Ши-гуя были очень испуганы. Взяв с собой лук и стрелы, Чжан уселся в этом зале при свече. Когда воцарилась ночная тишина, на потолочной балке вдруг показалась чья-то голова: смотрит искоса и ухмыляется.

Чжан выпустил в нее стрелу, тогда все тело свалилось ка землю; коротенькое, черное, толстое, живот огромный, как тыква-горлянка вместимостью пять даней. Стрела Чжана попала в самый пупок и вошла внутрь на чи с лишним. Бес потер руками живот и сказал со смехом:

— Удачный выстрел. А ну стрельни еще разок,— и продолжал потирать живот и посмеиваться.

Чжан громко крикнул, сбежались домашние. Тогда бес поднялся на балку и исчез, бранясь.

На следующий день, когда рассвело, тяжко заболела жена Чжана и умерла, а к вечеру умер и его сын.

Тела их положили в гробы, Чжан горько оплакивал их и терзался раскаянием. Прошел месяц с лишним, и вдруг Чжан услышал чьи-то стоны внутри второй стены; пошел посмотреть, а там его жена и сын. Чжан напоил их имбирным отваром, и они пришли в себя.

На вопросы Чжана они ответили:

— Мы не умерли, а были в каком-то смутном состоянии, словно во сне, нам привиделись две большие черные руки, втолкнувшие нас сюда.

Чжан открыл гробы, а там — никого.

Тогда он понял, что и в смерти у людей есть своя судьба;

[126]





даже если злой бес будет несправедливо обижен [человеком], он сможет только насмехаться над ним, но убить не сможет.



(14.) ДУ ИЗ ПАЛАТЫ РАБОТ

Некий Ду из Сычуани в год дин-си правления под девизом Цянь-лун * получил степень цзиньши и был назначен на должность начальника отдела палаты [работ]; было ему тогда за пятьдесят лет, и он вторично женился на женщине из Сянъяна.

В вечер их свадьбы собрались сослуживцы Ду из палаты работ. Когда церемония была закончена, Ду хотел войти в комнату, но увидел, что на свадебной свече сидит на корточках мальчик ростом в три-четыре цуня и дует изо всех сил, стараясь потушить свечу. Ду крикнул, мальчик убежал, и обе свечи погасли.

Удивленные гости увидели, что Ду переменился в лице и пот льет с него ручьями. Служанки помогли ему подняться на постель, и он начал показывать рукой то на потолок, го на пол, то направо, то налево.

— Там человеческая голова,—сказал он.

Пот продолжал литься с него еще обильней, язык не повиновался, и в тот же вечер Ду умер.

Когда новобрачная выходила из паланкина, ее встретила женщина с растрепанными волосами и спросила:

— Хочешь вырезать личную печать?

Удивившись столь несообразному вопросу, новобрачнал ничего не ответила. Когда же скончался Ду, она поняла, что ей встретилась нечисть. После смерти Ду его душа вошла в тело жены, за едой хватала ее за горло и вопила: «Не могу расстаться!»

Однокашник Ду, Чжоу Хуань, служивший в академии Ханьлинь, приняв строгий вид, выругал душу покойного:

— Господин Ду, как вы можете так нелепо вести себя? Вы умерли, какое теперь имеете касательство к супруге, а вы еще требуете ее жизни!

Дух громко зарыдал и умолк. И жена сразу поправилась.



(15.) ХУ ЦЮ ДЕЛАЕТСЯ МЯЧОМ ДЛЯ БЕСА

У секретаря государственного совета Фан Бао1 был слуга Ху Цю лет тридцати с лишним. Он сопровождал Фан Бао

* 1737 г.

[127]





в Чжили, где тот редактировал книги в Уиндянь2; Ху Цю ночевал в зале Юйдэ. Ночью, когда пробили третью стражу, он увидел, как двое людей, неся носилки, спускаются с лестницы. Луна светила ярко, было светло, как днем, и Ху Цю увидел, что люди эти черного цвета, на них надеты халаты с короткими рукавами и узкими полами.

Ху Цю испугался и бросился бежать, но, повернув к восточному входу, он увидел духа в красном халате и черной головной повязке, ростом выше чжана, и тот подбросил его подошвой своего сапога так, что Ху Цю откатился к западному входу, где уже находился другой дух, точно такого же вида, как первый. Он тоже поддал Ху Цю ногой, и тот откатился к восточному входу; они поступали с Ху Цю так, словно это был мяч, а он изнемогал от боли. Только когда пробили пятую стражу и закричал петух, духи ушли.

Измученный Ху Цю лежал на земле, где его и нашли утром. Все тело его было в синяках, и поправился он только несколько месяцев спустя.



(16.) ТРЕТИЙ СЫН РЕЧНОГО ГОСУДАРЯ

Сучжоуский цзиньши Гу Сань-дянь1 любил есть морских черепах. Рыбаки знали об этом, и каждый, кому попадалась большая черепаха, обязательно нес ее продавать в дом Гу.

Как-то ночью теще Гу, госпоже Ли, приснилось, что человек в металлическом панцире жалобно молит ее: «Я третий сын речного государя. Некто поймал меня для вашего зятя. Если отпустите меня, то я ни в коем случае не забуду вас отблагодарить».

Утром Ли велела служанке бежать спасать черепаху, но повар уже разрубил ее на куски.

В том же году в доме Гу без всякой причины возник пожар, во время которого погибли картины и книги. В вечер накануне пожара домашний пес вдруг встал на задние лапы, как человек, а передними поднес хозяину чашу с водой. И еще — на стене комнаты вдруг появился облик предка Гу, словно нарисованный.

Понимающие люди говорили: «Это символ того, что сила инь2 не одолеет силу ян, быть пожару». И так ведь и вышло!



(17.) ДОБРОДЕТЕЛЬНАЯ ВДОВА ТЯНЬ

Господин Сюй Ши-линь1, военный губернатор провинции Цзянсу, по природе своей был человеком высокопорядочным

[128]





и прямым. Когда он был начальником области Аньцин, то, войдя однажды вечером в свою канцелярию, увидел при свете луны женщину. Черная повязка закрывала ей голову и спускалась на плечи так, что разглядеть черты ее лица было невозможно. Женщина стояла в почтительной позе на коленях за дверью, словно несправедливо обиженная душа. Господин Сюй понял, что перед ним дух, и приказал писарям возгласить: «Дух несправедливо обиженной может войти!»

Женщина нерешительно вошла, стала на колени у ступеней и заговорила слабым, как у ребенка, голосом. Она сказала, что фамилия ее Тянь, когда она осталась вдовой, то строго блюла себя, но брат ее покойного мужа Фан-дэ, надеясь нажить состояние, принуждал ее выйти вторично замуж и довел ее до того, что она повесилась.

Господин Сюй приказал привести брата мужа на очную ставку с духом женщины. В начале допроса тот ни в чем не признавался, но когда он повернул голову и увидел женщину, то страшно испугался и рассказал все, как было. Тогда господин Сюй отдал распоряжение считать ее духом этой области и воздвигнуть мемориальную доску в честь добродетельной вдовы Тянь.

Министр Чжао Го-линь2 из Тайани в бытность свою военным губернатором упрекал господина Сюя, сказав, что достаточно было допроса и незачем было полагаться на показания духов и бесов.

Господин Сюй был очень смущен, но ведь история эта была достоверная и скрыть ее было невозможно.

Еще до этого случая господин Сюй как-то ехал в столицу. Случайно встреченный им попутчик внезапно закричал, что у него разболелась спина; он упал на колени посреди дороги и, отбивая поклоны, сказал:

— Я — разбойник-конокрад, позарясь на ваше имущество, хотел зарубить вас, но вдруг на меня набросился дух в золотом панцире и стал наносить мне такие удары, что я свалился на землю. Быть вам выдающимся человеком, господин,— сказав это, он испустил дух.



(18.) БЕСОВКА, НАДЕВ ПЛАТЬЕ, ПОПАДАЕТ В СЕТИ

Женой жителя уезда Шучэнь, что в области Лучжоу, некоего Чэня, овладела бесовка; то за горло ее схватит, то затянет веревкой шею. Посторонним это не было видно, а женщина очень мучилась. Однажды, когда та разодрала ей шею

[129]





под воротником, муж дал жене связку персиковых прутьев и сказал:

— Как заявится, отхлещи ее.

Бесовка рассердилась и стала еще сильнее терзать женщину. Муж не знал, что и придумать. Он отправился в город, отыскал там даоса Е, вручил ему два десятка золотых и привел к себе домой. Даос установил в доме алтарь и приступил к делу; по всем четырем сторонам он развесил восемь триграмм1, а в середине поставил небольшой кувшин, изпяти-цветной бумаги вырезал множество разных платьев и положил их по бокам кувшина; потом начал читать заклинания. Прошло часа три, и женщина сказала:

— Бесовка пришла, в руке у нее свиное мясо.

Муж стал хлестать связкой персиковых прутьев, и с воздуха на пол упало несколько кусков свинины.

— Если она согласится надеть [вырезанные] мною из бумаги платья, легче будет ее обуздать,—сказал даос женщине.

Вскоре бесовка стала брать платья, а женщина нарочно крикнула:

— Не дам тебе воровать одежду.

Такую красивую одежду следует носить мне,— со смехом сказала бесовка и стала все надевать на себя.

Одежда тут же превратилась в сети, которые слой за слоем опутали бесовку, сначала свободно, а потом затянулись, так что она не могла из них выпутаться.

Даос написал амулет, прочел заклинания, затем взял чашку со святой водой и ударил бесовку по голове. Вода вылилась, но чашка не разбилась. Бесовка метнулась на восток2, но чашка ударила ее с востока; бесовка — на запад, и чашка туда же. Чашка разбилась, и голова бесовки треснула. Тотчас же даос втолкнул ее в кувшин, закрыл ее пятицветной бумагой и запечатал своей печатью3; кувшин он зарыл под персиковым деревом, а потом написал еще два амулета, скатал два шарика из красного ароматного порошка и отдал их женщине со словами:

— У этой бесовки еще есть муж. Недели через две ом непременно придет, чтобы отомстить за нее. Кинешь в него эти [шарики], и тогда тебе нечего опасаться.

И действительно, через некоторое время явился рассвирепевший муж бесовки. Женщина сделала, как велел даос, и бес обратился в бегство.

[130]







(19.) А-ЛУН

Сюй Ши-цю из Сучжоу жил в Муду и в юности занимался в доме Хань Ци-у >. У Ханя был слуга по имени А-лун, было ему двадцать лет. Он усердно прислуживал в помещении для занятий. Однажды вечером, когда Сюй занимался в башне, он приказал А-луну спуститься и принести ему чаю. Вскоре А-лун вернулся, весь бледный, и сказал:

— Под башней я [только что] видел человека в белом, который бродит там с видом безумного; я окликнул его, но он не отозвался, наверное, это бес.

Сюй Ши-цю рассмеялся и не поверил.

На следующий вечер А-лун побоялся подняться на башню; Сюй велел слуге Лю заменить его. Когда наступила вторая стража, Лю спустился за чаем, наступил на что-то ногой и растянулся на земле. Поглядел, а это А-лун лежит мертвый под лестницей. На крик Лю и Сюй Ши-цю и Хань Ци-у пришли узнать, в чем дело. На шее А-луна были иссиня-черные, величиной с листья ивы следы пальцев. Уши, глаза, рот и ноздри А-луна были залеплены желтой грязью, но он еще дышал. Его напоили имбирным отваром, и он ожил.

— Когда я спустился с лестницы,— рассказал А-лун,— тот, вчерашний, в белой одежде стоял как раз у меня над головой, на вид ему лет сорок с лишним, короткая борода, лицо черное; он разинул рот и высунул язык длиной больше чи; я хотел крикнуть, а он стал меня бить, схватил руками за горло; а рядом с ним был еще какой-то старик с седой бородой и в высокой шапке. Он почтительно сказал: «Он еще молод, не надо бы его обижать». В это время я уже готов был испустить дух, как вдруг этот Лю споткнулся об меня, и тот в белом бросился прочь.

Сюй приказал слугам отнести А-луна на постель; а на постели сверкало несколько десятков каких-то странных огней, похожих на гигантских светлячков, не исчезавшие до самого рассвета. На следующий день А-лун стал бредить, ничего не ел; тогда господин Хань позвал знахарку, чтобы она осмотрела больного.

— Возьмите красную кисть из кабинета уездного начальника и напишите ею на сердце больного знак «прямой», на шее —знак «нож» и на обеих руках —по знаку «огонь», тогда, может быть, он поправится.— Господин Хань сделал все, как она сказала. Когда кистью на левой руке выводили знак «огонь», А-лун широко открыл рот и закричал:

— Не жгите меня, я уйду и так!

[131]





С тех пор чудеса прекратились, и А-лун все еще жив.



(20.) ДА ЛЭ ШАН-ЖЭНЬ

Буддийский монах из обители Шуйлу в Лояне по прозвищу Да Лэ Шан-жэнь был очень богат, а сосед его, некий Чжоу, исполнявший трудовую повинность в уезде, был беден. Налоги и арендная плата совсем его обескровили, и каждый раз, когда подходил срок уплаты, он брал взаймы у Да Лэ Шан-жэня; за несколько лет долг его составил семь ляпов. Шан-жэнь знал, что Чжоу не может расплатиться с ним, и не требовал долг; Чжоу был очень тронут великодушием Шан-жэня и каждый раз, встречаясь с ним, обязательно говорил:

— Я не могу отплатить за ваши милости, но когда умру, то превращусь в осла или лошадь и отблагодарю вас1.

Шло время, и вот однажды вечером кто-то сильно постучал в двери. Шан-жэнь спросил, кто там.

— Это Чжоу, пришел поблагодарить вас за ваши милости,— ответили ему.

Шан-жэнь открыл дверь, но никого не увидел. Он решил, что над ним кто-то подшутил.

В эту ночь его ослица родила осленка; на следующее утро Шан-жэнь пошел к Чжоу и [узнал, что] тот действительно умер2. Когда Шан-жэнь подошел к ослице, новорожденный осленок поднял голову и стал задирать ноги, словно узнал его.

Шан-жэнь уже год как ездил верхом на этом осленке, когда один приезжий из Шаньси заночевал в обители. Ему так полюбился ослик, что он попросил продать его, но Шан-жэнь не согласился, не объяснив причины [отказа].

— Ну если так,— сказал приезжий,— одолжите мне его, чтобы я съездил в такой-то уезд на одну ночь.

Шан-жэнь согласился. Приезжий оседлал ослика, сел на него и засмеялся:

— Я перехитрил монаха. Мне этот осел полюбился, и вряд ли я его верну. Деньги за него я положил на твой стол. Можешь вернуться и взять их.

Не оглядываясь, он уехал.

Не зная, что делать, Шан-жэнь вернулся в обитель, взглянул на стол, а на нем семь лянов — как раз сумма долга.

[132]







(21.) ВАН-ЭР ИЗ ШАНЬСИ

Господин Сюн Ди-чжай, член палаты ученых1, рассказывал мне, что в годы правления под девизом Кан-си2, прогуливаясь по столице вместе с советником Чэнь И3 и неким Цзи— помощником начальника цензората, он устроил пирушку в храме Баогосы4. Все трое рано достигли высокого положения, любили роскошь и веселье и очень досадовали на то, что с ними нет знаменитых певичек.

Решили послать человека за одной шаманкой, чтобы она украсила их пирушку исполнением песен янгэь.

Когда шаманка кончила петь, она вдруг почувствовала, что вся распухла, словно больная водянкой, и вышла помочиться под стену храма. Вскоре она вернулась с выпученными глазами и, упав на колени перед тремя господами, закричала:

— Я — Ван-эр, родом из Шаньси. В такой-то день такой-то луны такого-то года меня убил хозяин постоялого двора Чжао-сань, позарившись на мое имущество. Тело мое он зарыл под стеной этого храма. Молю трех великих сановников сообщить за меня о причиненной мне обиде.

Все трое в испуге переглядывались, не решаясь вымолвить ни слова. Наконец Сюн сказал:

— Это дело подведомственно начальнику городского района Юю, не нам о нем судить.

— Сейчас на должности начальника этого района достопочтенный Юй,— сказала шаманка,— он дружен с господином Сюном, и если господин Сюн передаст ему просьбу, то этого будет достаточно, чтобы достопочтенный Юй прибыл сюда и вырыл останки.

— Это серьезное дело,— возразил Сюн,— голословному утверждению не поверят, как же я могу [взять это на себяр

— Вообще-то мне самому следовало бы изложить все обстоятельства дела,— сказала шаманка,— но тело мое сгнило, так что мне пришлось воспользоваться устами живого человека. Вы, достопочтенные господа, найдете способ сделать все за меня.

Проговорив это, шаманка упала ничком на землю и долго не приходила в сознание; когда стали ее расспрашивать, она ничего больше не сказала.

Трое сановников стали рассуждать: «Как можем мы за Духа погибшего человека жаловаться на несправедливо причиненную ему обиду; да ведь и сама-то жалоба не достоверна. Но все-таки завтра пригласим сюда начальника город-

[133]





ского района Юя выпить с нами, позовем и эту женщину. Пусть он допросит ее, тогда и узнает про жалобу».

На следующий день они пригласили на угощение в храм достопочтенного Юя и рассказали ему о причине [приглашения]. Вызвали шаманку, но она очень испугалась и отказалась прийти. Тогда Юй послал за ней слуг, и ее привели. Как только шаманка вошла в храм, она сразу же стала говорить и вести себя, как накануне.

Достопочтенный Юй приказал городским властям копать у стены; там обнаружили труп с раной на шее.

Стали допрашивать местных жителей, и те рассказали, что в прошлом эта стена примыкала к постоялому двору, владельцем которого был Чжао-сань, уроженец области Цзинань, что в Шаньдуне. В таком-то году он вдруг закрыл свой постоялый двор и поспешно уехал в Шаньдун.

В Цзинань была послана официальная бумага со специальным курьером.

Действительно, там был такой человек, но в день прибытия бумаги этот Чжао-сань исчез.



(22.) БОЛЬШОГО СЧАСТЬЯ НЕ ИЗБЫТЬ

В Сучжоу жил некий человек по фамилии Ло, лет ему было двадцать с чем-то. В первый день Нового года ему приснилось, что его покойный дед говорит ему: «В такой-то день десятой луны ты умрешь, этого никак не избежать. Так что поспеши уладить все свои дела».

Проснувшись, Ло рассказал о своем сне домашним, и те перепугались.

Когда подошел назначенный срок, домашние окружили Л о и смотрели на него, но он чувствовал себя совершенно здоровым; наступил вечер, но ничего не случилось, и домашние решили, что сну нельзя верить.

После того как пробило вторую стражу, Ло вышел помочиться у стены. Прошло много времени, а он все не возвращался. Домашние вышли искать его и увидели на земле одежду Ло. Принесли светильники и нашли Ло, лежавшего замертво шагах в десяти от одежды. Дыхание еще как будто теплилось, и они не решились обряжать его как покойника.

На следующий день Ло ожил и рассказал домашним следующее.

— Это дело рук несправедливо обиженной. Я совратил служанку моей жены — Сяо-чунь, а когда она забеременела, отрекся от нее. В результате моя жена забила ее до смерти,

[134]





допрашивая под палками. Сяо-чунь пожаловалась судье Царства мертвых, и ее послали за мной. В то время, когда я стоял у стены, она сорвала с меня одежду, как это сделал я с ней в свое время, голова у меня закружилась, и я почти лишился чувств. Мы прибыли с ней в Царство мертвых, в канцелярию духа-покровителя города. Там хотели сразу провести дознание, но как раз в это время вскрылось, что в ее прошлой жизни было какое-то другое дело, и ее повели к духу-покровителю Шаньси.

Чиновники Царства мертвых не хотели задерживать меня под стражей и поэтому велели мне вернуться в мир -живых. Но боюсь, что мне все равно не удастся спастись.

— Ты спрашивал о том, как будет в этом мире? — спросил Ло его отец.

— Я понял, что мне не избежать смерти,— ответил Ло,— и, боясь, что некому будет кормить моего отца, спросил караулившего меня слугу: «Что же будет с моим отцом?» Тот засмеялся и сказал: «Ну, раз ты такой почтительный сын, так твоему отцу не избыть большого счастья».

Услыхав это, домашние порадовались за старика, и сам старик был очень доволен. Но не прошло и месяца, как он весь распух и умер. Живот у него стал огромный, как тыква-горлянка. Тогда только поняли, что под словами «большое счастье» подразумевался «большой живот»1. Прошло три года, и сын его тоже умер.



(23.) КУМИРНЯ ГУАНЬ-ИНЬ1

Мой сослуживец, достопочтенный Чжао, которому дали посмертное имя Тянь-цзюе, рассказывал, что, когда он служил начальником Гоужуна, ему пришлось как-то раз поехать в деревню, чтобы осмотреть труп.

Наступил вечер, и Чжао заночевал в старом храме. Ему приснилось, что старуха с растрепанными волосами и с лицом, покрытым пылью, встала перед ним и попросила: «Вань Лань держит меня за горло, вы сановник и должны спасти меня».

Проснувшись в испуге, Чжао широко раскрыл глаза. Перед светильниками мелькнуло что-то неясное, он поспешно вскочил, хотел поймать, но никого не было.

Прогуливаясь следующим утром, Чжао заметил, что рядом с храмом стоит кумирня Гуань-инь. Стоящая слева [от изображения Гуань-инь] статуя была как две капли воды похожа на старуху, явившуюся ему во сне.

[135]





Перед кумирней был узенький проулочек, ведший к жилому дому.

Чжао позвал монаха и спросил его:

— Есть в вашей деревне Вань Лань?

— А вот его дом, перед кумирней,— ответил монах. Позвали Вань Ланя. Чжао спросил его:

— Этот дом оставлен тебе предками в наследство?

— Нет,— ответил Вань Лань.— Прежде этот дом служил входом, ведущим к главным воротам в кумирне Гуань-инь. В первую луну этого года монах из кумирни продал его мне за двадцать золотых.

Чжао ничего не сказал о своем сне, откупил у Вань Ланя дом за двадцать золотых и отдал кумирне. Он приказал еще и отремонтировать дом.

В это время Чжао было уже за сорок лет, но потомства у него не было. Через несколько месяцев его жена понесла.

В вечер перед родами Чжао приснилось, что снова пришла та старуха с ребенком на руках, которого она и передала Чжао.

Когда жена Чжао проснулась, оказалось, что ей приснилось то же самое.

У них родился сын.



(24.) ЧАН-ГЭ ЖАЛУЕТСЯ НА НЕСПРАВЕДЛИВУЮ ОБИДУ

В третий день восьмой луны шестнадцатого года правления под девизом Цянь-лун * при инспекции дворца было замечено, что пропало несколько безделушек, выставленных на горе Цзиншань1. Чиновник дворцового управления заподозрил в краже рабочих, переносивших землю. Он вызвал несколько десятков надзирателей и стал их допрашивать.

Один из них вдруг упал на колени и сказал:

— Я — Чан-гэ, служил в знаменных войсках, мне было двадцать лет, я приехал в город кое-что купить. Рабочий Чжао-эр сделал мне гнусное предложение и, когда я отказался, зарезал меня своим ножом. Труп мой закопан за воротами, там, куда свозят кучи древесного угля. Дома у меня остались отец и мать, они ничего не знают об этом. Молю высокого сановника выкопать доказательство, чтобы обида моя стала известна.

Сказав это, человек упал ничком на землю. Вскоре он пришел в себя, вскочил на ноги и заявил:

* 1751 г.

[136]





— Я и есть Чжао-эр, я — убийца Чан-гэ.

Посмотрев на него, чиновник дворцового управления понял, что это тот, о ком говорил дух обиженного, и передал дело в палату наказаний.

Труп выкопали, вызвали родителей, те сказали:

— Наш сын уже месяц как пропал, но мы не знали, что он погиб.

Стали допрашивать Чжао-эра, он чистосердечно рассказал обо всех обстоятельствах дела.

Из палаты наказаний доложили:

«Чжао-эр признался в своем злодеянии, и получается так, словно он добровольно пришел с повинной. По обычаю полагается смягчить наказание. Однако, учитывая сказанное духом обиженного, ссылаться на обычай неудобно. Предлагаем казнить немедленно».

Приговор был высочайше утвержден.



(25.) ТОРГОВЕЦ КОНТРАБАНДНОЙ СОЛЬЮ ИЗ ПУЧЖОУ

Юэ Шуй-сюань1, проезжая мимо соляного пруда в Пу-чжоу, увидел в храме Гуань-шэня 2 изображение князя Чжан Хуаня3, сидевшего вместе с Гуанем лицом к югу; сбоку находилась фигура генерала Чжоу4, взгляд у него был свирепый, в одной руке он держал железную цепь, в другой ветку гнилого дерева, почему — непонятно.

Указав на [изображение], местный житель сказал:

— Это — торговец контрабандной солью. Юэ попросил объяснения, и тот сказал:

— При династии Сун, в годы правления под девизом Юань-ю*, воду из соляного пруда кипятили несколько дней, но соль не выпаривалась. Торговец в страхе и смятении стал молиться в храме; ему приснилось, что Гуань-шэнь сказал ему: «Твоим соляным прудом завладел Чи Ю5, поэтому соль и не выпаривается. Я принимал приносимых мне в жертву животных и должен сам навести порядок, но если с духом Чи Ю я могу справиться, жену его, которую зовут Сяо6, женщину крайне свирепую, я обуздать не могу. Надо, чтобы пришел мой побратим Чжан И-дэ7, тогда мы сможем поймать и обуздать их. Я уже послал за ним человека в Ичжоу8».

[Торговец] в смятении проснулся. А когда рассвело, [все] увидели, что в храме прибавилось изображение [Чжан] Хуа-

* 1086—1093 гг.

[137]





ня. В этот вечер бушевал ветер и гремел гром; гнилое дерево повалилось на железную цепь.

На следующий день соль стала выпариваться из воды, и ее было в десять раз больше, чем обычно.

Тогда [Юэ Шуй-сюань] понял, что нынешнее выражение «торговец контрабандной солью» ведет свое начало от этой истории.



(26.) ДУША ДЕВУШКИ ИЗ ЛИНБИ ВОЗРОЖДАЕТСЯ В ЧУЖОМ ТРУПЕ

Когда Ван Янь-тин был начальником уезда Линби, в одной деревне жила жена крестьянина по фамилии Ли. Лет ей было тридцать, была она уродливая, слепая, да еще и водянкой болела лет десять, живот у нее вздулся, как у свиньи. Однажды вечером она умерла. Муж отправился в город, чтобы купить гроб. Когда гроб доставили и хотели уложить в него женщину, она ожила.

Глаза у нее стали ясные и живот совсем спал. Муж, обрадовавшись, приблизился к ней, но она резко оттолкнула его и, плача, сказала:

— Я— девица Ван из такой-то деревни. Я еще не замужем. Как я оказалась здесь? Где мои родители и сестры?

Объятый испугом, крестьянин поспешил сообщить в ту деревню, а там вся семья оплакивала младшую дочь, тело которой они уже захоронили.

Родители как сумасшедшие примчались в дом Ли. Увидев их, девушка со слезами стала их обнимать, говорила о событиях их обыденной жизни, и все совпадало с действительностью.

Семья ее будущего мужа тоже пришла проведать ее, она покраснела, словно была сильно смущена.

Обе семьи стали спорить из-за нее; обратились к властям. Ван Янь-тин примирил их, вынеся решение, что она вернется в свою деревню.

Произошло это в двадцать первом году правления под девизом Цянь-лун*.



(27.) ХАНЬСКИИ ГАО-ЦЗУ1 УБИЛ И-ДИ2

Шаньдунский соляной комиссар Лу Сянь-гуань скоропостижно скончался, но вскоре ожил. Он рассказал, что з прошлой своей жизни был неким Ван Ин-бу, родом из Цзю-

*1756 г.

[138]





цзяна. Он убил И-ди — Государя долга — и сделал это по велению Гао-цзу, а не по приказу Сян Юя3. Гао-цзу тайно убил И-ди, свалив это на Сян Юя, который якобы по совету князей убил И-ди. Сян Юй пожаловался верховному владыке4 и потребовал, чтобы Лу засвидетельствовал правду. А правда состоит в том, что убийцей в действительности был Гао-цзу. Это входило в один из «шести удивительных планов» Чэнь Пина5.

Поэтому Лу [Сянь-гуань] после смерти снова возродился к жизни.

Его спросили, почему же две тысячи лет медлили и только сейчас пришли к этому решению.

— Верховный владыка пришел в ярость,— ответил он,— из-за того, что [Сян! Юй закопал двести тысяч солдат з Сяньяне6, предал Юя смерти7 на горе Иньшань, и только сейчас ему дали возможность принести жалобу на не заслуженную им обиду.

В «Случайной болтовне к северу от пруда» Ван Юань-гина8 приводится история о том, как наложница Чжан Сюня 9 отплатила за обиду. Произошло это тоже с опозданием на тысячу лет.

Чжан был преданным и верным чиновником, и [все-таки] ему было трудно добиться должного воздаяния. Сян [Юй] же совершил жестокие убийства множества людей, поэтому ему было так трудно добиться, чтобы узнали о его обиде.



(28.) ДВОРЕЦ НА КРАЮ ЗЕМЛИ

Ли Чан-мин, военный чиновник в Баодине, скоропостижно скончался. Прошло три дня, а труп все не остывал, и домашние не решались положить его в гроб. Но вот живо г покойника вздулся, словно барабан, полилась моча, и Ли зоскрес. Схватив за руки родных, он стал рассказывать:

— Перед смертью я невероятно мучился, все тело — от шеи до ног — болело, даже вздохнуть не мог. Когда же я умер, то почувствовал, что тело мое стало легким и гораздо более красивым, чем при жизни.

В том месте, где я оказался, небо было желтым и солнце не светило. Повсюду, куда ни взглянешь, сыпучие пески, так что ноги не касались земли. И ни людей, ни жилья не видно.

Душа моя, несомая ветром, долго металась в разные стороны, пока постепенно не стало светлее и не улегся песок.

[139]





Посмотрев вниз, я увидел в северо-восточном углу какую-то большую реку; трое пастухов пасли там овец, а овцы были белые и тучные, как лошади.

Я спросил, где жилища [пастухов], но они мне не ответили. Я прошел еще несколько десятков ли и увидел далеко впереди смутные очертания дворца. Черепица его была покрыта желтой глазурью, словно в нем жил император. Подойдя ближе, я увидел двух людей в парадных сапогах, шапках и халатах, стоявших перед дворцом, словно актеры в мире живых, исполнявшие роли Гао Ли-ши1 и Тун Гуаня2. На фасаде дворца была золотая вывеска, гласившая: «Дворец на краю земли». Я долго прогуливался, любуясь, пока эти в халатах не подошли ко мне с сердитым видом и не погнали меня прочь, крича: «Кто позволил теое здесь стоять?»

Я заупрямился и не хотел уходить; тогда началась драка. И вдруг из дворца послышался крик: «Что там за шум?»

Те двое вошли во дворец и довольно долго отсутствовали, когда же вышли, то сказали мне: «Не уходи, подожди повеления».

Став по обе стороны от меня, они сторожили. День уже склонился к вечеру, подул холодный ветер, начали падать снежинки, крупные, как черепица. Я стал дрожать от холода, а у стражников от мороза даже слезы выступили.

«Не затеял бы ты драку,—говорили они мне с досадой,— так разве пришлось бы нам мучиться здесь в такую холодную ночь!»

Постепенно небо посветлело, во дворце ударили в колокол, ветер и снег улеглись. Из дворца вышел еще один человек и сказал: «Проводите оставшегося здесь вчера человека в его края».

Те двое потащили меня за собой. Мы шли по проделанной мною раньше дороге. Я увидел, что пастухи по-прежнему там, где были. Мои провожатые передали меня [пастухам], сказав: «По высочайшему повелению поручаем вам этого человека. Проводите его домой. А мы уходим».

Пастухи набросились на меня с кулаками; в испуге я свалился в реку; наглотался воды так, что живот распух; помочился и ожил.

Закончив свой рассказ, Ли помыл руки и лицо, поел и выпил, как в обычное время.

Прошло дней десять или больше, и Ли снова умер. А до этого сосед Ли по фамилии Чжан спал, когда же наступила третья стража, он услыхал, как рядом с кроватью кто-то зовет его.

[140]





Вскочив в испуге, он увидел четырех человек в черных одеждах, ростом каждый более чжана.

— Покажи нам дорогу к дому военного чиновника Ли,— потребовали они. Чжан отказался, тогда люди в черном хотели наброситься на него; испугавшись, он пошел с ними. Подойдя к дому Ли, он увидел, что у дверей уже сидят на корточках двое каких-то людей еще более свирепого вида.

Те четверо не смели поднять на них глаз. Взяв с собой Чжана, они проломили изгородь, так чтобы можно было войти в дом сбоку. Через мгновение в доме послышался плач.

Эту историю рассказывал Чжо Юань, командующий войсками провинции, он был приятелем Ли.



(29.) КАМЕННЫЙ ЯЩИЧЕК В ТЮРЬМЕ

Чжоу Дао-ли из Юечжоу благодаря наследственным привилегиям был аттестован на должность начальника округа Лунчжоу в провинции Шэньси. Прибыв на место службы, он, по обычаю, отправился инспектировать тюрьму. В тюрьме был каменный ящичек длиною в одно чи с небольшим, крепко запертый на замок.

Чжоу захотел открыть ящичек и посмотреть, что там. Тюремный надзиратель остановил его:

— Говорят, что этот ящичек находится здесь со времен Мин*; что в нем, неизвестно, но помню, один даосский монах говорил, что, если ящичек откроют, это принесет беду начальству.

Чжоу стоял на своем: во что бы то ни стало хотел открыть ящичек и заглянуть внутрь. Тогда топором сбили замок; в ящичке оказался свиток с изображением человека — тело красное, все в крови, черты лица расплывчатые, от него веяло холодом, но Чжоу все не мог оторвать от него глаз. Из ящичка поднялись серные пары, окутали свиток и сожгли его. Пепел поднялся в воздух и исчез.

Чжоу очень испугался, заболел и умер в Лунчжоу.

Что это было в ящичке, неизвестно.

Мне рассказывал об этом академик Чжоу Лань-по1; начальник округа Чжоу был его внучатым племянником.

* 1368—1644 гг.

[141]









ЦЗЮАНЬ ВТОРАЯ



(30.) ЖЕНА ЧЖАН ЮАНЯ

У крестьянина Чжан Юаня из уезда Яньши, что в провинции Хэнань, была жена из рода Би. Погостив в доме родителей, она возвращалась к мужу. Младший брат ее мужа вышел навстречу ей.

Дорога шла мимо старой могилы, скрытой в тени деревьев. Би понадобилось облегчиться. Попросив деверя подержать осла, на котором она ехала, Би повесила на дерево свою красную хлопчатобумажную юбку. Кончив свои дела, она хотела надеть юбку, но та исчезла.

Вернувшись домой, Би легла спать с мужем. Наступило утро, но они не могли подняться. Домашние постучались в дверь, вошли: окно закрыто, тела мужа и жены есть, но голов у них нет.

Сообщили судье, тот не мог понять, в чем дело. Арестовали деверя, допросили его. Тот рассказал, как накануне пропала красная юбка.

Тогда отправились к той могиле. Рядом с ней оказалась пещера, гладкая, словно кто-то часто входил и выходил из нее. Пригляделись внимательно, а за пещерой виднеется красная хлопчатобумажная юбка, принадлежавшая Би. Стали рыть,— обе головы здесь, без гроба, а пещера узенькая, только рука войдет.

Судья так и не смог вынести решения по этому делу.



(31.) ЧУДЕСА С БАБОЧКОЙ

Некий Е из столицы и Ван-сы, уроженец Ичжоу, были большими друзьями. В седьмой день седьмой луны, когда Вану исполнилось шестьдесят лет, Е верхом на осле отправился поздравить его. Когда он проезжал через Фаншань1, уже смеркалось. Вдруг к нему подъехал какой-то детина на лошади и спросил, куда он едет. Е объяснил ему.

— Ван-сы мой двоюродный брат,— обрадовался тот,—я тоже собрался поздравить его. Поедем вместе, ладно?

Е тоже обрадовался, и они продолжали путь вместе. Детина все время отставал. Е хотел пропустить его вперед, тот сделал вид, что согласен, но тут же начал отставать по-прежнему.

Е подумал, не грабитель ли он, и начал оглядываться. Стало совсем темно. Е не различал облика своего спутника,

[142]





но тут началась гроза, и при вспышках молнии Е увидел, что тот висит на лошади головой вниз, а обе ноги его двигаются в воздухе, словно он идет быстрым шагом. При каждом таком шаге раздавался удар грома, и изо рта его вылетал черный пар. Язык у него был длиной более целого чжа-на, красный, как киноварь. Е очень испугался, но — ничего не поделаешь — пришлось ему скрывать [испуг]. Доехали до дома Ван-сы. Ван вышел им навстречу, радостно приветствовал, приказал подать вино. Е отвел его в сторону и спросил, кем ему приходится его спутник.

— Это мой двоюродный брат Чжан,— ответил Ван,— он живет в столице на улице Веревочных мастеров, а сам он серебряных дел мастер.

Е понемногу стал успокаиваться и даже решил, что виденное им в пути ему почудилось. Но когда кончили пить и стали устраиваться на ночлег, он не захотел ночевать вместе с детиной. Тот настаивал, и Е пришлось попросить старого слугу лечь с ними в одной комнате.

Е все никак не мог заснуть, а слуга спал крепким сном. Когда наступила третья стража, светильник погас. Детина уселся на постели, снова высунул язык, и вся комната озарилась ярким светом. Подойдя к постели Е, он начал обнюхивать полог, роняя слюну. Затем он протянул обе руки, схватил старого слугу и начал пожирать его2, выплевывая кости на пол.

Е закричал, взывая к Гуань-шэню: - Великий государь, ниспровергающий бесов3, где ты?

Неожиданно послышался гул, похожий на бой барабана, с балки спустился Гуань-ди с огромным мечом в руках, ударил мечом детину, и тот превратился в бабочку величиной с колесо телеги. Бабочка расправила крылья и отражала ими удары меча. Но вот раздался удар грома — бабочка и Гуань-ди исчезли. Е потерял сознание и упал на пол.

Наступил полдень, а он все еще не поднимался. Ван-сы пришел в комнату посмотреть, в чем дело. Е все ему рассказал. На полу было несколько доу свежей крови. Ни Чжана, ни слуги на постели не было, но лошадь по-прежнему стояла в конюшне. Послали человека на улицу Веревочных мастеров узнать про Чжана. Чжан работал в своей мастерской, он не ездил в Ичжоу поздравлять [Вана].



[32. Человек, повстречав приятеля, ночует с ним в одной комнате; ночью видит, как тот, изменив внешний вид, с кем-то борется. Утром на земле валяется труп питона. Посетив этого приятеля, узнает, что тот

[142]





был тяжело болен от укуса «ядоноса» и выздоровление началось в момент их «встречи».

33. Дух болезни в благодарность за оказанную человеком услугу делает его богатым.

34. Бесы карают жестокого чиновника, заставив его обманным путем перебить всех членов собственной семьи.]



(35.) НЕВАЛЯШКА

Некий студент Цзян на пути в провинцию Хэнань заночевал в уезде Гунсянь. На постоялом дворе был западный павильон, очень чистый, тихий, так понравившийся Цзяну, что он немедленно отнес туда свои вещи.

— А вы, почтеннейший, смелый человек или нет? — с улыбкой спросил хозяин постоялого двора.— А то здесь не очень-то спокойно.

— За себя постоять сумею,— ответил Цзян.

Когда наступила глубокая ночь, Цзян, сидевший при светильнике, услышал какой-то шум под столом, словно в бамбуковое ведро льется вода. Из-под стола выскочил кто-то в синей одежде, черной шапке, похожий на курьера из мира смертных, но ростом не больше трех цуней. Он долго глядел на Цзяна, а потом что-то проворчал и ушел. Вскоре появилось несколько маленьких человечков, несших на носилках чиновника. Знамена, повозка, лошади — все было крошечным, как горошинки. Чиновник в черном головном уборе из тонкой ткани восседал в важной позе. Показав рукой на Цзяна, он выбранился, голос у него был не громче жужжания пчелы. Цзян не испугался. От этого чиновник пришел в еще большую ярость; ударив ручонкой по полу, он приказал человечкам схватить Цзяна. Те стали изо всех сил тянуть Цзяна за туфли и чулки, но не могли сдвинуть его с места. Чиновник, заподозрив их в трусости, засучил рукава и вскочил. Тогда Цзян взял его в руку, поставил на стол, пригляделся и понял, что это неваляшка, какие продаются в мире смертных. Тогда он стал его опрокидывать.

Маленькие человечки упали перед Цзяном на колени, умоляя вернуть им их начальника.

— За это нужно дать выкуп,— пошутил Цзян.

Те согласились. В дырке в стене послышалось жужжание, и четыре человечка внесли одну головную шпильку; еще двое на плечах притащили головную булавку. Через мгновение на полу лежало много головных украшений из золота.

Цзян отдал им неваляшку. Теперь они могли двигаться

[144]





в прежнем порядке, но ряды смешались, и отряд обратился в беспорядочное бегство.

Когда наступило утро, хозяин поднял крик, что его обокрали.

Расспросив его, Цзян понял, что выкуп, отданный ему человечками за их чиновника, состоял из вещей, украденных ими у хозяина постоялого двора.



[36. Дух предсказателя, случайно обиженный лодочником, вселяется в тело его сестры. Та заболевает, после выздоровления становится грамотной и умеет предсказывать людям судьбу. Брат ее жалуется духу-покровителю местности, тот наказывает духа предсказателя за то, что он отомстил неповинной женщине. После этого она лишается своего дара.

37. В Царстве мертвых наказывают женщину, которая убила многих своих служанок и наложниц мужа.

38. Любитель гаданий верит, что сошелся с духом женщины древности, хранившей верность своему покойному мужу. Оказывается, что его соблазнила современная ему бесовка.

39. Гадатель советует родителям, у которых умирали все новорожденные сыновья, следующего сына назвать женским именем и одевать, как девочку. Тот живет до старости.

40. Небо карает даоса, который выманил у богача все серебро для приготовления эликсира долголетия.]



(41.) Е ЛАО-ТО

Был некий Е Лао-то, откуда родом — не знаю, ходил он о непокрытой головой, босиком, зимой и летом в одном и том же хлопчатобумажном халате, держа в руках бамбуковую циновку. Как-то раз он забрел на постоялый двор в Вэйяне. Недовольный тем, что гости очень шумели, он захотел устроиться в комнате, где было потише. Хозяин показал ему комнатку:

— Здесь самое тихое и уединенное место, но тут водятся бесы, ночевать здесь нельзя.

— В этом нет ничего дурного,— сказал Е Лао-то, подмел комнату, расстелил на полу свою циновку и с наступлением ночи улегся спать.

Когда наступила третья стража, двери внезапно открылись, и он увидел женщину с веревкой на шее; глаза у нее вылезли из орбит и висели на щеках, язык длиной в несколько чи вывалился изо рта, шла она волоча ноги. Рядом с ней был бес без головы, несший в руках две головы. Шествие замыкали идущий за ними вплотную бес с черным телом,

[145]





уши, глаза, нос, рот были еле различимы, и еще один бес с руками и ногами [желтыми, как при] желтухе, огромным животом величиной с тыкву-горлянку в пять даней.

— Здесь пахнет живым человеком,— сказали они друг другу с удивлением,— надо его поймать.

И они начали шарить повсюду, но не приближались к Е Лао-то.

— Ясно, что он здесь,— сказал один из бесов.—"Почему же мы не можем его найти?

— Как правило,— ответил желтушный бес,— нашей породе потому удается ловить людей, что сердце их наполняется страхом и душа выскакивает наружу. А этот человек, наверное, ученый, постигший дао, в сердце его нет страха, и душа не отделилась от тела. Поэтому в суматохе его не легко поймать.

Бесы стали оглядываться по сторонам, тогда Е Лао-то уселся на своей циновке, показал на себя рукой и сказал:

— Я здесь.

Бесы испугались и упали перед ним на колени, а Е начал их допрашивать одного за другим.

Указывая на трех бесов, бесовка сказала:

— Этот погиб в воде, этот умер в огне, а этот был казнен за грабеж и убийства людей. Я же повесилась в этой комнате.

— Согласны покориться мне? — спросил Е.

— Да,— ответили они.

— Если так, то добейтесь нового рождения и больше здесь не появляйтесь в виде нечистой силы.

Поклонившись ему, они ушли.

Утром Е Лао-то рассказал все хозяину. С тех пор в этой комнате все было спокойно.



(42.) СУ ДАНЬ-ЛАО ПЬЕТ С ДУХОМ МОРОВОГО ПОВЕТРИЯ

В Ханчжоу жил некий Су Дань-лао, насмешник, любивший над всеми подшучивать; люди терпеть его не могли. В день Нового года [соседи] прикрепили к его двери бумагу с изображением духа морового поветрия. Выйдя утром из дому, Су увидел [рисунок] и, громко захохотав, пригласил духа войти, сесть на почетное место и выпить с ним вина. Рисунок Су сжег.

В том году был мор; все заболевшие соседи [Су] наперебой стали приносить жертвы духу морового поветрия; устами одного больного дух возвестил: «В день Нового года Су

[146]





Дань-лао почтил меня угощением, а я его не отблагодарил. Хотите умилостивить меня, пригласите Су составить мне компанию, тогда я уйду».

Теперь те, кто приносил жертвы духу морового поветрия, стали наперебой приглашать к себе Су Дань-лао, и он целыми днями был занят, принимая угощение и вино.

В семье его было больше десяти человек взрослых и детей, и никто из них не заболел.



[43. Человеку снится, что он поймал беса и отвел его в храм Гуань-инь. В храме Гуань-инь объяснила ему, что это — служащий Царства мертвых, которого надо отпустить обратно. С разрешения Гуань-инь человек посещает Царство мертвых, проводником туда (как и в храм Гуань-инь) служит его друг. Проснувшись, человек узнает о смерти этого Друга.

44. Двух студентов, занимавшихся в уединенном месте, посещает незнакомый им студент, который рисует магический круг, чтобы вызвать Гуань-инь. Один из студентов (по предложению вновь прибывшего) всовывает в круг голову и чуть не умирает от раны на шее. Незнакомец исчезает. А пострадавший некоторое время спустя вешается.]



(45.) СЮЦАЙ ЛИНЬ ИЗ ШАНЬДУНА

Сюцай Линь из Шаньдуна достиг уже сорока лет, но все не мог никак получить следующую ученую степень. Однажды, когда он задумался о том, чтобы сменить род своих занятий, ему послышался идущий откуда-то сбоку голос:

— Не приходите в отчаяние.

Линь в испуге спросил, кто это говорит.

— Я бес, который на протяжении нескольких лет защищает вас и охраняет,— ответил голос.

Линь захотел увидеть его, но бес отказался [показаться]. Линь продолжал настаивать, тогда бес сказал:

— Если вы обязательно хотите увидеть меня, то не пугайтесь.

Линь обещал. Бес упал перед ним на колени, лицо у него было скорбным и залито кровью.

— Я торговец тканями из Ланьчэнсяня,— сказал он.— Некий Чжан из Есяня убил меня и спрятал мой труп под мельничным жерновом у Дунчэнских ворот. Настанет день, когда вы будете начальником Есяня, прошу вас тогда отомстить за меня.

И еще он сказал:

— В таком-то году вы сдадите экзамен на степень цзюй-жэня, а в таком-то году — на степень цзиньши.

[147]





Замолчав, бес исчез.

Когда настал названный им срок, Линь действительно сдал экзамен на степень цзюйжэня, но вот экзамен на степень цзиньши он не сумел сдать в указанный бЪсом срок. Линь сказал со вздохом:

— Видно, и бесы не всегда разбираются в делах съцрт-ных, связанных с почестями и славой.

Не успел он произнести эти слова, как из пустоты послышался голос:

— Не я ошибся, а вы сами виноваты. В такой-то день такого-то месяца вы вступили в незаконную связь с некоей вдовой; еще хорошо, что она не забеременела. Никто из людей об этом не знает, но в канцелярии Царства мертвых ваш поступок записан, и карой вам послужит задержка на два срока со сдачей экзамена.

Линь, весь дрожа, обещал исправиться.

Через два срока он сдал экзамен на степень цзиньши и получил назначение на пост начальника Есянь. Прибыв в город, он нашел мельничный жернов. Когда его сдвинули, там действительно оказался труп. Линь велел арестовать Чжана. Когда того допросили, он сознался в убийстве, за что и понес кару по закону.

[46. Заметка о том, как хоронят в районе Цинь, чтобы трупы не причиняли вреда людям.]



(47.) МОГИЛА СЯХОУ ДУНЯ 1

Когда родился Чжан Юн2, командующий, войсками в районе Сунцзян при нынешней династии, его отцу приснился дух в золотых латах, назвавшийся ханьским генералом Сяхоу. Как только он вошел в дверь, родился Чжан Юн. Впоследствии [Чжан Юн] получил титул хоу3, хоронили его в родном краю. Когда разрыли землю, там обнаружили древнюю мемориальную надпись, гласившую: «Могила вэйского генерала Сяхоу Дуня». Иероглифы были огромные и написаны стилем лишу4. Через две тысячи лет [дух] посетил родные места. Странно!



[48. Казненный генерал становится злым духом, обуздать которого можно, если выкрикнуть имя живого генерала, который не испугался первого появления злого духа.

49. Жена злого человека, доведенная голодом до отчаяния, крадет курицу у соседа. Пьяный муж хочет зарезать жену, она говорит, что украла эту курицу по приказанию деревенского ученого. По настоянию того гадают; три раза жребий показывает, что украл мужчина. Впослед-

[148]





ствии дух объясняет человеку, которого напрасно обвинили в краже, что он лишился только места и уважения соседей, а женщина могла лишиться жизни.

50. Человек умирает; воскреснув, говорит, что его призывали в небесный секретариат, так как там не хватает искусных писцов. Через несколько дней хвастун снова умирает.]



(51.) ГУ ЯО-НЯНЬ

В пятнадцатом году правления под девизом Цянь-лун * я жил в Сучжоу в доме Цзян Юй-фэна. Его сын Бао-чэн, вернувшись с государственных экзаменов в Цзиньлине, тяжело заболел. Юй-фэн отовсюду приглашал к нему знаменитых врачей, но все они уходили со сконфуженным видом. Зная, что я нахожусь в дружеских отношениях с дипломированным доктором Сюе1, он заставил меня написать тому письмо с просьбой посетить [больного].

Когда мы с Юй-фэном стояли у ворот в ожидании [врача], больной закричал в своей комнате:

— Гу Яо-нянь пришел! Садитесь, пожалуйста, почтенный Гу!

Гу Яо-нянь был простолюдин из Сучжоу, казненный су-чжоуским губернатором Ань-гуном за то, что он возглавил толпу, избившую чиновников во время «рисового бунта».

Усевшись, Гу сказал Бао-чэну:

— Господин Цзян, вы заняли тридцать восьмое место в списке выдержавших экзамены2. И болезнь у вас пустяковая. Вы излечитесь от нее, если угостите меня вином и мясом 3. После этого я сразу же уйду.

Услыхав это, Цзян Юй-фэн бросился в комнату сына и стал его успокаивать:

— Дядюшка Гу скоро уйдет, вот только поднесем ему жертвенное угощение.

— Там, у ворот,— ответил больной4,— чешет языком этот чиновник Юань из Цяньтана, я боюсь его, не могу уйти.— И добавил: — К воротам подходит господин Сюе, это искуснейший врач, и мне лучше уклониться от встречи с ним.

Цзян Юй-фэн поспешил к воротам. Он потянул меня за руку, чтобы я уступил дорогу [Гу Яо-няню], но в это время подошел доктор Сюе. Узнав, в чем дело, он засмеялся:

— Значит, дух [покойного] не желает встречаться с нами двумя. Пойдемте-ка вместе прогоним его.

* 1750 г.

[149]





Мы вошли в комнату больного. Сюе пощупал его пульс, я подмел перед лежанкой5. После одного приема лекарства больному сразу стало лучше.

В этом году Бао-чэн получил степень. Действительно, он прошел тридцать восьмым по списку выдержавших.

(52.) ДАОС-ВОЛШЕБНИК ПРОСИТ РЫБУ

Ван Гун-нань, муж моей младшей сестры, жил у моста Хэнхэцяо в Ханчжоу. Выйдя как-то утром из дому, он встретил у ворот даоса, который, сложив для приветствия руки, сказал ему:

— Прошу у вас, достопочтенный, одну рыбу.

— Вы, монахи, питаетесь вегетарианской пищей, чего ж ты клянчишь рыбу? — возмутился Ван.

— Деревянную рыбу1,— сказал даос.

Ван отказал ему, и даос ушел, сказав на прощание:

— Сейчас пожадничали, достопочтенный, потом обязательно раскаетесь в этом!

В ту же ночь Ван услышал шум падающей черепицы. Утром пошел посмотреть — куча черепицы лежала на дворе.

На следующую ночь вся его одежда оказалась в отхожем месте.

Ван Гун-нань попросил амулет у сюцая Чжан Ю-ху.

— У меня есть два амулета: один дешевый, другой дорогой,— сказал тот.— С помощью дешевого Чжан Чжи-кэ2 будет держать [бесов] в уезде днем и ночью; с помощью дорогого Чжан Чжи-сян3 поймает нечисть.

Гун-нань взял дешевый амулет и, вернувшись домой, по-ресил его в главном зале. В эту ночь действительно все было спокойно.

Через три дня в ворота постучался старый даос, с необычайной внешностью человека древности. Так как Гун-наня не было дома, то к даосу вышел его второй сын — Хоу-вэнь.

Даос сказал ему:

— Вашей семье на днях причинил неприятности один даос, это мой ученик; вы искали помощи у амулета, лучше бы нам искать помощи у меня. Пусть ваш отец завтра придет в беседку Холодных источников4 у Западного озера и трижды громко крикнет: «Железная Шапка»5, я тотчас же приду. В противном случае бесы украдут амулет.

Когда отец вернулся домой, Хоу-вэнь все рассказал ему,

[150]





и на следующее утро Гун-нань пришел в беседку Холодных источников; несколько сот раз он громко кричал: «Железная Шапка», но никто не отзывался.

Как раз в это время Ван Цзя-цзэн6, начальник [уезда] Цяньтан, проезжал по дороге, и Гун-нань, преградив дорогу его паланкину, рассказал ему всю эту историю. Решив, что он спятил, Ван обругал его и оскорбил.

В эту ночь все взрослые мужчины семьи Гун-наня сторожили амулет. Но вот наступила пятая стража и вдруг послышался звук, какой бывает, когда рвут бумагу, и амулет исчез; утром на столе обнаружили следы ног огромного человека, величиной более чжана.

С этих пор каждую ночь толпа бесов собиралась у ворот, стучала в них и кидалась всякими черепками. Гун-нань был сильно напуган, за пятьдесят золотых он приобрел у Чжан [Ю-ху] новый амулет, повесил его, и после этого бесы действительно угомонились.

Однажды Гун-нань рассердился на своего старшего сына, Хоу-цзэна, и хотел его побить, но Хоу-цзэн убежал. Он не вернулся и на третий день. Моя младшая сестра плакала, не осушая глаз. Гун-нань сам отправился на поиски сына к нашел его, бродящего у реки; тот собирался утопиться. Поспешно усадили его в паланкин; оказалось, что он стал вдвое тяжелее, чем прежде. Когда привезли его домой, он тупо смотрел перед собой и бормотал что-то неразборчивое. Когда уложили, он вдруг в испуге закричал:

— Хотят расследовать, хотят расследовать, я уйду!

— Куда ты идешь, сынок? — спросил Гун-нань.— Я пойду с тобой!

Хоу-цзэн поднялся, надел халат и шапку, преклонил колени перед амулетом. Остававшийся рядом с ним Гун-нань ничего не видел, а Хоу-цзэн видел духа, сидящего на почетном месте; у духа было три глаза под бровями, золотое лицо и красная борода; рядом стояли на коленях молодые мужчины.

— Ван [Хоу-цзэн],— сказал дух,— твое существование на этом свете еще не окончилось, что же привело тебя в такой ужас, что ты решил искать смерти? — И потом добавил, [обращаясь к молодым мужчинам]: — Вы — слуги пяти сторон7. Как же, не получив приказа Верховной чистоты8, вы стали слугами даоса-волшебника?

Те признали свою вину. Дух приказал дать им по тридцать палок. Бесы вопили и просили пощады; видно было, как их ягодицы становились цвета черной грязи. Когда

[151]





[экзекуция] кончилась, дух толкнул [Хоу-цзэна] ногой, и тот очнулся, словно от сна. Пот градом катился по его спине. С тех пор в доме воцарился покой.

(53.) ТРУП ПРИХОДИТ ЖАЛОВАТЬСЯ НА ОБИДУ

В городе Сисян, что в округе Чанчжоу, жил человек по фамилии Гу. Как-то вечером, когда солнце уже село, он шел по предместью и попросился на ночлег в старом монастыре.

— Сегодня вечером мы совершаем похоронную службу в одной семье,— сказал монах,— послушники уже там, в храме нет никого. Приглядите за храмом, почтенный.

Гу согласился. Он запер двери храма, задул светильник и лег. Когда наступила третья стража, кто-то сильно постучал в двери.

— Кто там? — крикнул Гу.

— Это я — Шэнь Дин-лань,— ответил голос из-за двери. Шэнь Дин-лань был старым приятелем Гу, умершим более десяти лет назад. Гу был в страшном испуге и не стал открывать двери.

— Не бойся,— громко крикнул голос снаружи.— Мне надо кое-что тебе поручить. Если ты сейчас же не откроешь, я обернусь бесом и неужто не сумею выломать двери и войти? Но ведь я — твой старый друг, сохранивший к тебе прежние чувства.

Ничего не поделаешь, Гу пришлось открыть двери; когда он открывал щеколду, послышался глухой стук, словно человек упал на землю.

Руки у Гу дрожали, веки дергались, он хотел взять светильник, но с земли вдруг послышался громкий крик:

— Я не Шэнь Дин-лань, а такой-то, только что умерший в доме к востоку отсюда. Злодейка-жена отравила меня. Я потому назвался именем Шэнь Дин-ланя, что хочу просить тебя сделать известной всем мою обиду.

— Но я же не судья, как я могу это сделать? — спросил Гу.

— Доказательства на моем трупе.

— А где ваш труп? — спросил Гу.

— Иди сюда со светильником и погляди. Но когда я вижу свет, я не могу разговаривать.

В этот момент снаружи послышались голоса и стук з двери. Гу пошел открывать. Это монахи вернулись в храм. Все они были перепуганы.

— Когда мы читали сутру над трупом,— объяснили они

[152]





Гу,— он таинственным образом исчез. Поэтому мы прекратили чтение и вернулись сюда.

Тогда Гу рассказал им, что случилось.

Они осветили труп своими факелами и увидели, что из всех его семи отверстий течет кровь, застывающая на земле.

На следующий день об этом доложили властям и тем самым восстановили истину.

[54. Юань Мэй выносит неправильное решение по делу об убийстве женщины, через десять с лишним лет он видит во сне ее дух, который называет ему имя настоящего убийцы и требует отмщения.

55. Бандит, желая отомстить разоблачившему его человеку, непрерывно молится богу грома, тот является, но, пристыженный упреками разоблачителя, уходит.]

(56.) БЕС, ПРИСВОИВ ЧУЖОЕ ИМЯ, ТРЕБУЕТ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИИ

Некий телохранитель государя очень любил быструю скачку на коне и стрельбу; как-то, гоняясь за зайцем, он налетел у восточных ворот [столицы] на старика, который, стоя на коленях, набирал воду из колодца. Не сумев сдержать лошадь, он столкнул старика в колодец.

В смятении телохранитель поскакал домой.

Этой же ночью он увидел, как тот старик открыл двери, вошел и сердито сказал:

— Хотя ты и не нарочно убил меня, но, если бы, видя, что я упал в колодец, ты позвал на помощь людей, меня удалось бы спасти. Зачем же тебе, бессердечному, понадобилось мчаться домой?

Тому нечего было ответить. Старик стал бить посуду, сломал дверь, творил бесчинства. Вся семья на коленях молила его о прощении, предлагала богатое угощение, но старик сказал:

— Это бесполезно. Хотите, чтобы я успокоился, тогда вырежьте из дерева поминальную табличку1, напишите на ней мое имя и фамилию, каждый день приносите мне в жертву поросячьи ножки, служите мне как вашему предку, тогда я прощу.

Сделали, как он сказал, и бесчинства прекратились. С этих пор каждый раз, проезжая мимо восточных ворот, телохранитель делал крюк, чтобы объехать тот колодец.

Однажды, сопровождая императора, он ехал мимо восточных ворот и хотел, как всегда сделать крюк, но начальник остановил его:

[153]





— А если государь спросит, где ты, что ему ответим? И кроме того, как можно бояться духа мертвого при свете белого дня, находясь среди тысячи колесниц и десятка тысяч всадников?

Телохранителю пришлось проехать мимо колодца, и тотчас же он увидел старика, как тогда стоявшего у колодца. Старик бросился вперед, схватил его за полу одежды и стал ругать:

— Сегодня я нашел тебя! Несколько лет тому назад ты дал своей лошади наехать на меня и не помог мне. Как можно быть таким жестокосердным?

Старик ругался и бил телохранителя, а тот в испуге жалобно просил:

— Как же мне искупить свою вину? Ведь уже несколько лет вы принимаете жертвы, приносимые вам в моем доме, и сами обещали простить меня, почему же вы изменили своему слову?

Еще больше распалясь, старик закричал:

— Я еще не умер, зачем же ты мне приносишь жертвы! Когда твоя лошадь толкнула меня, я хоть и оступился и упал в колодец, но вскоре проходивший мимо человек услышал мои крики о помощи и сразу же вытащил меня. Ты что же это, меня за беса принимаешь?

В смятении телохранитель повел старика в свой дом.

Поглядели на табличку, и оба увидели, что на ней написаны другие имя и фамилия. Старик засучил рукава и с проклятиями сбросил табличку на пол. Домашние телохранителя стояли потрясенные, в ужасе, не понимая, в чем дело. А в воздухе послышался смех и сразу затих.

(57.) БЕС ПАСУЕТ ПЕРЕД ЧЕЛОВЕКОМ, ГОТОВЫМ РИСКОВАТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ

У помощника министра Цзе был дальний родственник, человек смелый до дерзости. Он ненавидел разговоры о бесах и духах; и где бы он ни жил, всегда старался поселиться в том месте, о котором говорили, что там селиться не к добру.

Проезжая через Шаньдун, он услыхал, что в западном флигеле одного постоялого двора водится нечисть. Цзе очень обрадовался, открыл двери, вошел туда и уселся. Когда наступила вторая стража, с потолочной балки упала черепица. Цзе выругался:

— Ты — бес? Скинь что-нибудь, чего нет на крыше моей комнаты, тогда испугаюсь!

[154]





Сверху свалился мельничный жернов.

- Ты что, злой бес? Сумеешь разбить мой стол, вот тогда испугаюсь! — злобно сказал Цзе.

Сверху упал огромный камень, расколовший стол пополам.

— Бес, собака, раб, посмей разбить мне голову, тогда покорюсь тебе! — завопил Цзе в ярости, вскочил с места, швырнул шапку на пол и стал ждать, задрав вверх голову.

С этой минуты воцарилась полная тишина, ни звука не не было слышно; и нечисть там больше не появлялась.

[58. Человек, овладевший искусством ездить верхом на ветре и ходить по воде, после землетрясения попадает на небо, «находящееся за оболочкой обычного неба»; возвращается оттуда весь оборванный и почерневший. Только несколько месяцев спустя он приобретает прежний вид.

59. Совершая моление о дожде, предок Юань Мэя ночует в заброшенном храме, где ему во сне является дух Тун Сяня (любимца императора Ай-ди), которого убил Ван Ман. Дух рассказывает, как было совершено убийство на самом деле (а не как в династийной истории, составленной Бань Гу). Проснувшись, человек жертвует деньги на восстановление храма. С тех пор моления о дожде его и его потомков стали всегда увенчиваться успехом.

60. Трое братьев заблудились и много дней голодали в горах. Они попадают к трехголовому человеку, который кормит их и показывает им дорогу. Его предсказание о гибели двух братьев в случае нарушения ими запрета сбывается.]

(61.) МЕТЛА ВОДЯНОГО ДУХА

Мой двоюродный брат Чжан Хун-е жил в доме некоего Паня, стоявшем у реки Циньхуай. Как-то летней ночью он пошел в отхожее место; вода в клепсидре опустилась до уровня третьей стражи, голоса людей уже смолкли, луна светила ярко, и Чжан оперся на перила, любуясь луной. Тут он услышал какой-то плеск и увидел голову человека, высовывающуюся из воды; удивившись тому, что кто-то плавает в такой поздний час, Чжан присмотрелся внимательнее и увидел, что в глазах его нет черных [зрачков]; когда же [существо] выпрямилось, шея его была неподвижна, как у деревянного изваяния. Чжан бросил в него камень. Тогда оно скрылось в воде.

На следующий день утонул один парень, и Чжан понял, что он видел водяного духа. Когда он рассказал об этом соседям, продавец риса добавил, что водяные духи — это нечисть, жаждущая жизни людей. Как-то в юности он торго-

[155]









Продолжение следует...

























Создание сайта: Indian Summer Studio